Тайна реки Семужьей (др.изд.)
Шрифт:
– А вы пробовали играть на пианино?
– спросила Наташа, сдерживая улыбку.
– Пробовал, - с такой же деланной серьезностью ответил Прохор Петрович.
– Одним пальцем хорошо получается. А вот остальные девять мешают.
– Он взглянул в широко раскрытые глаза Наташи и довольно засмеялся - шутка удалась.
– Хватит нам тут сидеть!
– поспешил выручить ее Федя, вспомнив свои злоключения в куваксе.
– Вон и туман рассеялся.
Действительно, пока группа отдыхала, склон сопки очистился от тумана. Как бы преследуя отступающую серую пелену, спускался Прохор Петрович со своими спутниками в неширокую лощину.
– Чудесное озеро!
– невольно залюбовалась Наташа и подтолкнула Володю: - Смотри - чистое, чистое!
– Как может быть озеро нечистым?
– откликнулся старый Каллуст.
– Знаешь, что такое озеро? Это - глаза земли. Глаза нечистые не бывают.
– А я видел как-то грязное озеро, - вставил Володя.
– Вода в нем черная. Как кофе!
– Бывает!
– с неожиданной легкостью согласился с ним старый Каллуст.
– Бывает и у человека плохой глаз: слепой или с бельмом. У земли много глаз. Очень много! Потому она все видит и все знает. Где живет олень - земля дает ягель. В ваших местах много коров, - земля родит для них вдосталь травы. Зимой земля отдыхает, и глаза ее закрываются, затягиваются льдом.
– Пастух задумчиво пожевал губами.
– У неба тоже есть глаза. Небо никогда не спит. Днем у него открыт большой глаз - солнце, а ночью маленький - луна. Большой глаз хорошо смотрит и всем помогает: человеку, зверю, каждому листку. Ночной глаз у неба тоже неплохой. Только с ленцой он. Три дня глядит хорошо. Потом помаленьку закрывается-закрывается… и засыпает. Поспит-поспит - и снова помалу просыпается. Долго просыпается. Ленивый глаз…
Слушая неторопливый рассказ старого Каллуста, новоселы спустились в лощину и пошли вдоль шумного ручья. Потом незаметно вышли к Семужьей и облегченно вздохнули.
– Эддэм!
– Старый Каллуст показал в сторону реки и пояснил по-русски: - Мост.
Несколько правее остановившихся путников через кипящую на камнях реку были переброшены узкие, в две доски, лавы с единственным поручнем из грубо окоренных тонких жердей.
– Оказывается, в тундре даже мосты есть?
– удивилась Наташа, довольная неожиданным открытием.
– А ты думала!
– в тон ей ответил Прохор Петрович.
– Если б не лавы, как бы наши женки с ребятами пробирались на пастбище? Как доставить из-за реки в погост заготовленный на зиму ягель? Да и веттехнику, с его кухней, тоже надобно бывать в стаде.
Беседуя с девушкой, он краем глаза незаметно присматривал за Барбосом и Немым. Прохор Петрович не верил в смирение преступников, - трудно было предвидеть, на что они могут пойти.
Первым ступил на мягкие, пружинящие под ногами лавы старый Каллуст. Остальные растянулись за ним цепочкой. Последним оставил левый берег по-прежнему настороженный и внимательный Прохор Петрович.
Шли молча. Под ногами певуче гудели доски. Порой эти звуки заглушались шипением воды, разбивающейся об устои лав, сделанные в виде козел.
Барбос, не меняя шага, достал из-за пазухи красный кисет. Придерживая его двумя пальцами, он старательно подравнивал узкую полоску газетной бумаги. Занятый ею, он оступился на
– А ч-черт!
– Барбос огорченно сплюнул в воду.
– Да-а! Уж если не повезет, так и на санях колеса ломаются.
Он ухватился обеими руками за поручень и уставился в кипящую воду.
– Э-эх!
– вздохнул Барбос.
– Пропал табак!
– На-ка, мужик!
– Немой протянул ему папиросу.
– Покури моих-то.
Барбос посмотрел на папиросу и поморщился.
– «Огонек»! Сорок пять копеек пачка, - пренебрежительно бросил он.
– Солома. У меня самосад был. Привозной. С Украины. Слезу вышибал.
Неторопливо прикурил он тонкую папиросу от поданной Немым спички и, попыхивая голубоватым дымком, зашагал дальше…
От дощатых лав по травянистому берегу вилась еле приметная стежка, огибая выпирающие из земли крупные округлые валуны.
Близость жилья взволновала усталых людей, заставила прибавить шагу.
…Первые дома - добротно срубленные, а некоторые даже обшитые тесом показались новоселам очень знакомыми, похожими на среднерусские. Лишь на коньке крайней крыши, рядом с антенной, красовались накрепко приделанные великолепные оленьи рога.
– Чертей гоняют!
– заметил Прохор Петрович, перехватив удивленный взгляд Наташи, и показал рукой на ветвистые рога с устремленными вперед острыми концами.
– Не понимаешь? Черт бегает ночами по крышам и заглядывает в трубу. Он всегда спешит, а потому бегает очень быстро. В темноте черт не увидит рога, вскочит на крышу, напорется на острые концы и убежит.
– Безобидный черт, трусливый!
– засмеялся Володя.
– Саамский!
– значительно поднял широкие черные брови Прохор Петрович.
– Свой! Вот Чан Рушла… Совсем другое дело.
И он выразительно повел головой в сторону старого Каллуста. Тот подошел было, чтобы принять участие в беседе, но, услышав о Чане Рушла, поспешно скрылся за спинами задержанных.
У окраины погоста первыми встретили людей собаки. Они сбежались из ближних домов и подняли звонкий, но беззлобный лай, извещая хозяев о появлении незнакомых людей. Впрочем, стоило Феде замахнуться посохом, как собаки метнулись от него врассыпную и с еще большим рвением принялись облаивать пришельцев уже издали.
На шум, поднятый собаками, из ближнего дома вышел молодой парень.
– Прохору Петровичу!
– крикнул он и кивнул остальным: - И вы здравствуйте.
– Здорово, Руслан!
– ответил Прохор Петрович.
– Тебя тут начальники ждут, - поторопился сообщить новость Руслан.
– Собирались искать тебя.
– Искать меня не надо, - улыбнулся Прохор Петрович.
– Я сам пришел. И не один.
Он показал рукой на своих спутников. Руслан с откровенным юношеским любопытством разглядывал новых людей.
– Какие же начальники меня ждут?
– поинтересовался Прохор Петрович.
– Следователь. Да еще милиционер с ним, - ответил Руслан.
– Все выспрашивали: «Куда ушел? Зачем? С кем?» А что мы знаем!
– Он помолчал, присматриваясь к окруженным новоселами Барбосу и Немому.
– Утром сбирались за тобой идти. Охотников звали.
– Пожалуй, не нашли бы нас, - усмехнулся Прохор Петрович.
– Чего так?
– удивился Руслан.
– Неужто так далеко забрались?
– Не близко.