Тайна Санта-Виттории
Шрифт:
Они ждали молча; тишина нарушалась только металлическим позвякиваньем инструментов, которые Отто в нервном возбуждении перекладывал с места на место.
— Я всегда немного возбуждаюсь перед началом работы, — сказал он. — Никогда не знаешь заранее, что тебя ждет.
— И как они будут реагировать.
— Только не присылайте нам героев! — крикнул Отто, повернувшись к Бомболини. — С ними, знаете ли, тоска, с этими героями.
— Они появляются, сжав губы, с этаким вот видом, — сказал Отто. Он вскочил, встал в героическую позу и придал лицу высокомерное выражение. — Они делают такие вот глаза и стараются плюнуть в тебя взглядом.
— И тогда мы подсоединяем к ним клеммы, подпускаем немножко холодного огонька, и у них сразу развязывается язык, — сказал Ганс.
— И они начинают облизывать тебя глазами.
— Это очень грустное зрелище и, в общем-то, нудное.
— И очень противное, правду сказать.
— Я пошлю вам таких трусов, — неожиданно сказал Бомболини, удивив даже самого себя, — таких парней, которые наговорят вам столько небылиц и так будут пресмыкаться перед вами и улещать вас, что вы не разберете, где правда и где ложь.
— Чем больше нам говорят, тем больше открывают правду, даже когда лгут, — сказал Отто.
Фельдфебель Трауб поднялся на террасу и крикнул с порога:
— Появился один! Идет прямо через площадь. Эсэсовцы подошли к двери поглядеть, кого уготовила им судьба. Какой-то человек, спустившись по крутой улочке, ведущей из Верхнего города, остановился на площади. Увидав немцев, он не сделал попытки скрыться от них, а направился прямо к ним.
— А, великомученик, — сказал Ганс— Этот из породы великомучеников.
Они видели, как человек спросил что-то у ефрейтора Хайнзика, и тот повел его через площадь к Дворцу Народа.
— Ты обманул нас, — сказал Бомболини один из немцев. — Ты все-таки послал нам героя.
У ступенек террасы Хайнзик приостановился и подтолкнул человека вперед.
— Он говорит, что рад нас видеть, — сказал Хайнзик. — А я сказал, что мы ради видеть его.
Пришедший оказался Джулиано Копой, бывшим мэром Санта-Виттории. Заметив капитана фон Прума, он вытянул вперед руку, приветствуя его на фашистский манер.
— Да здравствует дуче! Да здравствует Гитлер! — выкрикнул он. — Почему вы не приходили так долго?
— О господи, это вот какой!— сказал Ганс. — Идейный преданный фашист. — Он повернулся к остальным. — Он все время нас ждал, вы слышали? Ну, теперь-то он нам все скажет.
Они рассмеялись Копе в лицо. Глаза Копы расширились, в них промелькнули подозрение и страх. Бомболини отступил в темный угол. Увидев приготовленные для допроса инструменты, Копа начал кричать.
— Я преданный фашист! — завопил он. — У меня хорошая репутация в партии! Тут какая-то ошибка…
— Молчать!— внезапно прикрикнул на него Ганс, и всем стало ясно, почему Гансу была доверена работа такого сорта. — Они всегда говорят, что тут ошибка, — заметил он, обращаясь к остальным. — Раздевайся! — приказал он Копе.
— Я не понимаю, — сказал Копа.
Он не был трусом. Он еще вполне владел своим голосом и не выказывал признаков страха.
— Ты не понимаешь слова «раздевайся»? — спросил Отто. — А это ты понимаешь? — И, схватив Копу за во рот, он одним рывком сорвал с него одежду.
Они положили обнаженного Копу на узкий деревянный стол и затянули на нем ремни;
— Что вы хотите со мной делать? — спросил Копа.
— Если я тебе расскажу, — тихим, вкрадчивым голосом произнес Отто, — ты мне все равно не поверишь.
— И потеряешь возможность испытать это на себе, — сказал Ганс.
Они улыбнулись.
— Одежду надо снимать, потому что без одежды они чувствуют себя беззащитными, — пояснил Отто. — Пошлите голого солдата в атаку, и он нипочем не станет сражаться; оденьте его — и он пойдет на смерть. Это все проверено. Ставились опыты.
— У вас, значит, все научно разработано, — заметил фон Прум.
— О да, это целая наука.
— Ты слышишь? — снова спросил фон Прум Бомболини. — Это наука. Вот в чем разница между вами и нами.
Копа тем временем молился вслух.
Они пододвинули магнето поближе к столу, и, когда Отто еще раз пустил на пробу ток, маленькие клеммы, приготовленные для Копы, запрыгали по столу, как испуганные лягушки.
— Пациенты должны чувствовать, что ты не считаешь их за людей, понимаете? — сказал Ганс. — На них надо смотреть, как на тараканов, и, если они будут тебе что-то говорить, нужно делать вид, что ты не понимаешь. Чтобы они чувствовали свое одиночество.
— Чтобы они чувствовали себя куском дерьма. Большинство людей, знаете ли, в глубине души чувствуют себя куском дерьма. Сплавом всякой мерзости, случайно появившейся на свет, — сказал Отто. — Это не мои слова. Так говорят ученые-психологи, понимаете?
— Ты слышишь? — снова просил фон Прум Бомболини. — Психологи. Все это уже изучено.
Отто тем временем наклонился над Копой.
— Нам очень не хочется проделывать все это с тобой. Ведь будет гораздо хуже, чем ты думаешь. Как только начнется, тебе в ту же секунду захочется умереть. Ты будешь молить нас о смерти. Бывает, что и действительно умирают. — Он поглядел на капитана фон Прума. — Сердце не выдерживает и разрывается. Рассудок помрачается. Человек распадается на части, вы понимаете?