Тайна шести подков
Шрифт:
Когда Мартин вернулся, Летти набросилась на него с вопросами. Она требовала, чтобы он все ей рассказал, но то, что он открыл ей, вогнало ее в еще больший ужас.
— Все эти годы я думал, ч-ч-что его нет в ш-ш-шивых. Ч-ч-что наш-ш-ша труппа отомстила ему. Ч-ч-что его скормили маминым блохам…
— О ком ты говоришь?
— О том, кто убил мою маму и едва не убил меня…
Летти зажала рот ладонями.
— Ты ведь рассказывал, что это был шпион вашего конкурента Помпео.
— Все не так. Вернее, не совсем так. Это был заговор… они сговорились, понимаеш-ш-шь? Ш-ш-шпион Помпео их подговорил…
— Что ты задумал, Мартин? — одними губами проговорила Летти.
— Они ответят за то, ч-ч-что сделали…
— Прошу тебя, Мартин! Ради меня! Не надо…
— У меня нет выбора…
…С того момента Летти жила в кошмаре. Мартин стал пропадать все чаще — и даже днем. Теперь его не заботило, увидит ли его кто-то.
Мартин стал другим. Летти начало казаться, что она его совсем не знает, хотя прожила по соседству с ним столько лет. Ее милый и добродушный Мартин стал злым, в его голосе слышалось нечто новое: ненависть, всепоглощающая и всесжигающая. Как и доктор Доу в свое время, он изменился, и, как и с ним, мисс Бракнехт, никак не могла на это повлиять. Впервые после своего спасения из Больницы Странных Болезней она чувствовала себя совершенно беспомощной.
Наивная, она просила его почитать ей его любимую книгу о поездах или новый роман Кэт Этони, но он и слышать не желал ни о каких книгах. Мартин говорил об ужасных вещах — постоянно твердил о каком-то «цирковом суде». Он ни о чем больше не думал.
Но не его слова, не исчезновения и даже не планы, которые он строил, были самым страшным.
Все стало хуже некуда, когда на чердаке появился полицейский констебль.
Мартин поймал его. Он не обращал внимания на ее мольбы остановиться или отпустить пленника. Летти чувствовала: грядет нечто ужасное. Она боялась, что Мартина поймают или убьют. Или что… он совершит что-то непоправимое…
И вот он снова исчез. Прочитав что-то в дневнике матери, Мартин сбежал, оставив ее наедине с пребывающим без сознания констеблем и собственными страхами.
Она истоптала в волнении и ожидании весь чердак — и не единожды, а его все не было. Летти порывалась освободить констебля или рассказать обо всем дедушке, но понимала, что сделает этим только хуже…
А потом он появился.
Летти встретила его с холодностью — все время, что его не было, она заставляла себя быть твердой: больше так продолжаться не могло — во все это, как-никак, была замешана полиция. Летти искала нужные слова, чтобы образумить Мартина, но, когда он вернулся, с ее губ сорвалось лишь:
— Ты узнал, что хотел?
— Нет. Его там не было… но я узнаю. Я потребую ответы. Но не сейч-ч-час. Мне нуш-ш-шно подумать. Кое-ч-ч-что произош-ш-шло. Я встретил ее… Летти, я встретил ее!
— Кого? — недоуменно спросила девушка, и тут над головой, откуда-то из-под купола, раздался жуткий ледяной голос:
— Злодеи в злодейском логове! Замечательно!
Глава 7. Поразительный Прыгун
С призраками у Полли Уиннифред Трикк отношения давно не заладились. Еще после случая на платформе «Драппгейт» она относилась к ним если не сказать с предубеждением, то со здравой опаской
И все же один конкретный призрак вызывал у нее теплые чувства, и сейчас Полли спускалась по лестнице в подземные архивы газеты «Сплетня» с тяжелым сердцем. Еще бы, ведь она отсюда буквально сбежала, чем до глубины души обидела здешнего обитателя.
Мистер Филдс не был призраком — не настолько, чтобы проходить сквозь стены или завывать в темных коридорах. По крайней мере, Полли за ним подобного никогда не замечала. От него не веяло загробным холодом, он не носил саван, да и парению в футе над полом предпочитал свой удобный стул. В общем-то, «Унылым Привидением» его называли только газетчики сверху, и, по мнению Полли, это прозвище ему так же соответствовало, как «сухарь» — пирожному.
Этот забавный старик унылым не был — напротив: живой, общительный и очень душевный, он знал множество интересных историй из прошлого как газеты, так и всего города, поскольку когда-то был тем, кем сейчас себя считал Бенни Трилби — ведущим репортером «Сплетни».
Полли Унылое Привидение нравилось, и обижать ей его не хотелось. К тому же мистер Филдс был единственным во всей редакции, кто отнесся к ней по-доброму…
Открыв низенькую дверь, она оказалась в хранилище. Все место здесь занимали кипы старых газет, поднимающиеся под самый потолок. Меж этих кип темнели проходы, ведущие вглубь фондов.
Старый смотритель архива был на своем месте — сидел за столом и читал газету.
Полли подошла.
— Мистер Филдс?
Старик никак не отреагировал. Лишь перевернул страницу.
Полли вздохнула.
— Мистер Филдс, я принесла вам кое-что…
Девушка положила на стол шоколадку «Трескучая Треска» со вкусом рыбы — по мнению Полли, гадость редкостная, но смотритель обожал «Треску» и постоянно жаловался, что она ему не по карману.
Мистер Филдс поспешно сложил газету и схватил шоколадку. Разворачивая фольгу, он поднял на Полли прищуренный взгляд. В стеклышках пенсне блеснули огоньки от керосиновой лампы.
— Хотите задобрить меня? — прошамкал смотритель беззубым ртом. — Вижу, уроки Трилби не прошли для вас даром.
— Я знаю, вы злитесь…
— Я не злюсь, мисс Трикк. Я все понимаю. — Он поднес шоколадку к лампе, чтобы она чуть подтаяла. — Молодой девушке не пристало прозябать в этом бумажном подвале со стариком. Вы не первая, кого эти злыдни сверху сюда сослали. Они используют Филлиуса Филдса как тюремщика для неугодных. Я знал, что вы покинете меня, просто не думал, что это произойдет так скоро. Рано или поздно все не выдерживают, пакуют вещички и уходят и из подвала, и из этого гнезда сплетников — подыскать что-то получше.
— Нет уж, так просто они от меня не избавятся, — сказала Полли. — Им придется терпеть: пусть скрежещут зубами, недовольно зыркают и насмехаются, но я тут надолго.
Старик удивленно глянул на нее.
— Кажется, я вас недооценил, мисс Трикк. Я вижу, вы что-то придумали.
Полли кивнула.
— Я выцарапаю себе место в печатном зале. Чего бы мне это ни стоило. И сейчас я как раз этим занимаюсь. Мистер Филдс, я кое-что расследую, и мне нужна ваша помощь.
Старик отломал губами кусочек размягченной шоколадки, и его лицо расплылось в блаженстве.