Тайна смерти Горького: документы, факты, версии
Шрифт:
Из всех этих фактов видно, что А. Жид и Л. Арагон открыто связывали свой приезд в Советский Союз с желанием увидеть Горького. Они пользовались поддержкой М. Кольцова, известного журналиста, корреспондента «Правды» и одного из активных организаторов Международных конгрессов в защиту культуры, друга А. Мальро. Его встречу с Горьким М. Кольцов организовал в Тессели [68] . «Был у меня Мальро. Человек, видимо, умный, талантливый. Мы с ним договорились до некоторых практических затей, которые должны будут послужить делу объединения европейской интеллигенции для борьбы против фашизма. Вы знакомы с Мальро лично? Мне кажется, что в интересах нашего общего дела, может быть, было бы полезно, если б Вы побеседовали с ним», – так писал Горький Р. Роллану в последнем письме к нему 22 марта 1936 года [69] . Позже в своей книге «Буревестник» М. Кольцов расскажет о том, что Мальро приехал к Горькому с проектом «Новой энциклопедии», который возник в международных писательских кругах. Горький пообещал написать обширный комментарий ко всему проекту для обсуждения его среди писателей и ученых всех стран. По воспоминаниям Кольцова, Горький тогда хвалил книги
68
ЛЖТ. 4. С. 562, 575.
69
Архив Г. 15. С. 325. А. Мальро в скором времени вместе с М. Кольцовым примет участие в событиях антифашистской войны в Испании. В 1959–1969 гг. – министр культуры Франции.
70
Кольцов М. Буревестник. Жизнь и смерть Максима Горького. М.: Госполитиздат, 1938. С. 92–93.
Следовало бы обратить внимание еще на одно обстоятельство: как была организована сама процедура траурного митинга на Красной площади. К участию в ней был приглашен А. Жид, за два дня до этого прибывший в Советский Союз, человек малоизвестный Сталину. В связи с этим родной брат М. Кольцова, художник в области политической сатиры, академик Б. Е. Ефимов в книге «Мой век» вспоминает, как во время траурного митинга на похоронах Горького «Сталин на трибуне мавзолея подозвал М. Кольцова и поинтересовался, каков на Западе авторитет Андре Жида. Кольцов ответил, что авторитет и влияние Андре Жида на Западе весьма значительны. “Вы считаете? – недоверчиво прищурился Сталин. – Ну, дай Бог, дай Бог…”» [71] . «Впоследствии, – по словам Б. Е. Ефимова, – когда А. Жид был объявлен злостным антисоветским клеветником <…> феноменальное запоминающее устройство в голове вождя и учителя прочно сохранило отзыв Кольцова, что, конечно, не способствовало его долголетию» [72] .
71
Ефимов Б. Е. Мой век. М.: Аграф, 1998. С. 196.
72
Там же.
В день похорон Горького на траурной панихиде после В. М. Молотова, выступавшего от Совета народных комиссаров Союза ССР и Центрального Комитета ВКП (б), Н. А. Булганина, представлявшего московские партийные и советские организации, а также А. Н. Толстого – от Союза советских писателей, выступил А. Жид от Международной ассоциации писателей. Его речь была объявлена как речь «Товарища Андре Жида» и опубликована в «Правде». Сказал он, в частности, следующее: «До сих пор во всех странах света крупный писатель почти всегда был в той или иной степени мятежником и бунтарем. Более или менее сознательно, с большей или меньшей ясностью он думал, он писал всегда против чего-нибудь. Он не соглашался ничего одобрять. Он вселял в умы и сердца брожение непокорности, мятежа. Сановники власти, если бы они умели предвидеть, без сомнения, угадали бы в нем врага.
Сейчас в Советском Союзе вопрос впервые стоит иначе: будучи революционером, писатель не является больше оппозиционером. Наоборот, он выражает волю масс, всего народа и, что прекраснее всего, – волю его вождей. Эта проблема как бы исчезает, и эта перестройка настолько необычна, что разум не может ее сразу осознать. И это лишь одно из многого, чем может гордиться СССР в эти замечательные дни, которые продолжают потрясать наш старый мир» [73] . Речь произносилась по-французски и звучала в переводе М. Кольцова. Кроме того, А. Жид говорил об угрозе культуре со стороны фашизма и войны и заявил о том, что культура должна быть «национальной по форме, социалистической по содержанию, как нам сказал товарищ Сталин» [74] . Эти слова звучали, наверное, удивительно в устах очень известного писателя-интеллектуала, будущего лауреата Нобелевской премии по литературе, писателя, чье литературное имя связывалось с именами Поля Валери, Марселя Пруста, Оскара Уайльда. Собственно Горькому и его памяти в речи А. Жида посвящено немного строк. Они поместились в газетной публикации всего в два абзаца: «Великий голос русского народа, который доходил до нас через Горького, нашел себе отклик в самых далеких странах». И другой момент речи: «Я должен был председательствовать на Международной конференции писателей для защиты культуры, которая сейчас происходит в Лондоне. Тревожные вести о состоянии здоровья Максима Горького заставили меня поспешить в Москву. Задачу о защите культуры должны взять на себя великие международные революционные силы» [75] .
73
Правда. 1936 г. № 169. 21 июня.
74
Там же.
75
Там же.
В целом, речь не производит впечатления подготовленной и продуманной заранее. В основном, в ней говорилось о необходимости защиты культуры, т. е. о том, о чем, видимо, размышлял автор выступления еще до своего приезда в СССР, а эмоциональная, скорбная интонация речи кажется какой-то просоветски аффектированной. Видимо, такое мощное влияние в этот момент оказало на писателя присутствие Сталина и вид заполненной множеством людей Красной площади. (О своей причастности к подготовке этой речи А. Жида накануне похорон Горького вспоминал позже Л. Арагон.)
Интересно еще одно совпадение. Накануне, т. е. 20 июня 1936 г., в «Правде» были опубликованы соболезнования Б. Шоу, Т. Драйзера, П. Ланжевена, Ж.-Р. Блока, а также письмо Р. Роллана о Горьком. В этом письме, в частности, содержались такие строки: «Он отдал свой широкий ум и свою безграничную доброту советскому правительству, которое его глубоко уважало и вожди которого были его личными друзьями. Он умер как раз в тот час, когда закончено дело, венчающее победу Советов, – дело создания величественной Конституции, самой человечной и самой свободной из всех, которую когда-либо имел какой-либо народ» [76] .
76
Архив Г. 15. С. 330.
Заметим также, что А. Жид не был принят Сталиным для личной беседы. Возможно, потому, что приезд писателя в СССР не планировался заранее. (Например, беседа Сталина и Р. Роллана в присутствии М. П. Роллан, состоявшаяся 28 июня 1935 года в течение 1 часа 40 минут в служебном кабинете Сталина в Кремле, готовилась задолго. Горький еще в начале мая 1935 года в письме к А. С. Щербакову просил выяснить возможность приема Сталиным Р. Роллана [77] .)
Луи Арагоном, Эльзой Триоле, А. Жидом, находящимися тогда в Москве, занимался, прежде всего, М. Кольцов, как впоследствии вспоминали и сами эти писатели [78] . Политическая (коммунистическая) убежденность М. Кольцова никем не подвергалась сомнению. Лучшим подтверждением этому было назначение М. Кольцова спецкором «Правды» в Испанию, когда, буквально через месяц после похорон Горького, 17–18 июля 1936 года, там вспыхнул фашистский мятеж. В Испании развернулась гражданская война против фашизма. Эта война была описана Э. Хемингуэем в романе «По ком звонит колокол» (1940). Изображен в этой книге и М. Кольцов под фамилией Карков: «Карков, приехавший сюда от “Правды” и непосредственно сносившийся со Сталиным» [79] . М. Кольцов отправился в Испанию 6 августа 1936 года, и ежедневно в «Правде» печатались его корреспонденции. Затем они были собраны в знаменитую его книгу «Испанский дневник», которую А. Толстой и А. Фадеев назвали «великолепной, страстной, мужественной и поэтической книгой». (Эта оценка была дана за месяц до ареста М. Кольцова [80] .)
77
ЛЖТ. 4. С. 482.
78
Aragon L. L’oeuvre po'etique, t. VII (1936–1937). Paris, 1977. P. 96, 100, 107. Указывается по работе: Мишель Нике. К вопросу о смерти М. Горького. В кн.: Минувшее. Исторический альманах. 5. М., Прогресс; Феникс. 1991. С. 330; А. Жид. Возвращение из СССР. В кн.: Два взгляда из-за рубежа. М.: Изд-во политической литературы. 1990. С. 70, 140.
79
Цит. по кн.: Ефимов Б. Судьба журналиста // Библиотека «Огонек». 1988. № 35. С. 3.
80
Толстой А., Фадеев А. «Испанский дневник» // Правда. 1938. 4 ноября.
Позже И. Эренбург в своей книге «Люди, годы, жизнь» вспоминал: «Трудно себе представить первый год испанской войны без Кольцова… Для испанцев он был не только знаменитым журналистом, но и политическим советником… Маленький, подвижный, смелый, умный до того, что ум становился для него самого обузой, он быстро разбирался в обстановке, видел все прорехи и никогда не тешил себя иллюзиями» [81] .
Что касается И. Эренбурга, то он еще с молодых лет был знаком с М. Кольцовым. Уже с двадцатых годов И. Эренбург, по словам Б. Ефимова, «стал в литературном мире фигурой заметной, своеобразной и немного экзотической. Он то из России уезжал в любимый Париж, то из Парижа возвращался на любимую родину» [82] . Вместе с М. Кольцовым И. Эренбург был организатором ряда международных антифашистских конгрессов.
81
Цит. по кн.: Ефимов Б. Судьба журналиста. Указ. изд. С. 3–4.
82
Ефимов Б. Мой век. Указ. изд. С. 204.
В то время имя И. Эренбургу создали не только его романы, но и очерки против фашизма, которые печатались в газетах «Известия» и «Труд».
Объективный политический портрет И. Г. Эренбурга создан в статье: Фрезинский Б. Илья Эренбург и Николай Бухарин (Взаимоотношения, переписка, мемуары, комментарии) // Вопр. лит. Январь-февраль 1999. С. 291–335.
Размышлениям М. Нике на стр. 344 его статьи (указ. изд.) можно противопоставить, в частности, следующие факты, говорящие о том, чем был занят Эренбург во время последней болезни Горького и его смерти.
1 июня 1936 года в Тренчанске Теплице открылся съезд словацких писателей. В качестве гостей Международной ассоциации писателей на нем присутствовали Эренбург и А. Мальро. 5 июня в «Известиях» опубликовано сообщение Эренбурга об этом съезде. Эренбурга восхищала сплоченность культурных сил, несмотря на различия философских и политических воззрений (Фрезинский Б. Указ. изд. С. 319).
В качестве собственного корреспондента «Известий» в Париже Эренбург 9 июня 1936 года сообщает тогда еще главному редактору этой газеты Н. И. Бухарину: «Только что вернулся из Чехо-Словакии и Вены. Напишу для газеты три очерка: Вена, словацкий съезд писателей, Мукачево. 20-<го>, вероятно, поеду в Лондон…» (Там же. С. 319). По-видимому, звонок Эренбурга А. Жиду 11 июня, о котором упоминается в статье М. Нике (см. указ. изд. С. 344), объяснялся, в частности, и тем, что А. Жид также собирался в Лондон как председатель Международной ассоциации писателей. И только бюллетени об ухудшающемся здоровье Горького, которые перепечатывались во французских газетах, заставили его поспешить в Москву, о чем он и рассказал в своей речи на похоронах Горького.