Тайна умрёт со мной

Свир

Глава 5. Монастырь Святого Ботольфа

23 августа 1964 года

Уилсон высадил Айрис у церкви Архангела Михаила. Так ей сказали в туристическом агентстве: экскурсия собирается у входа после окончания службы.

Окна церкви, простой и основательной, были как будто от другого сооружения: высокие, стрельчатые, изящные, все в прихотливой каменной резьбе. По витражам бежали солнечные блики, но снаружи было сложно понять, что на них изображено. Колокольня с плоской крышей и зубцами по верху была похожа на башню Магдалины, но казалась её дальней родственницей, приземистой, низкой и угрюмой. Насколько Айрис разбиралась в архитекторе — а пожив в Оксфорде, ты почти невольно начинал разбираться в архитектуре, — это была ранняя английская готика. Очень-очень ранняя. Айрис не удивилась бы, если бы церковь оказалась ровесницей Тауэра. Очевидно, что её постарались чуть облагородить позже, но древняя

основа всё равно была видна.

Айрис, стоявшая задрав голову, опустила наконец глаза и тут же увидела невысокого мужчину лет пятидесяти, блондина с глазами чуть навыкате и в аккуратнейшем светлом костюме. В руках у него была картонная табличка с надписью «Экскурсия». Так как Айрис пришла первой, они немного поболтали, и она узнала, что мистер Хоутон был местным дантистом и увлечённым знатоком истории Стоктона и окрестностей.

Экскурсия началась с церкви Архангела Михаила, затем они осмотрели несколько башен и остаток стены стоктонского замка, кусочек римского пола в пять шагов длиной и ещё одну церковь, а затем автобус отвёз их к руинам монастыря Святого Ботольфа.

К этому моменту часть туристов изрядно подустала, к тому же, на небе не было ни облачка, а на огромной лужайке было тяжело спрятаться от солнца. Арки разрушенной церкви отбрасывали тень, но тени были им под стать: тонкие, острые, изогнутые.

Руины монастыря напомнили выбеленный солнцем скелет доисторического животного, чей колоссальный костяной гребень выглядывал из-под земли.

— Вопреки мнению, что в монастыри, подлежащие закрытию, врывались солдаты, всё крушили и ломали, это не так, — рассказывал мистер Хоутон. — На самом деле монахи уходили, а из монастырей забирали всё ценное — оно обычно передавалось в казну, а здания разрушались позднее. Посмотрите на останки церкви Святого Ботольфа! Её крыша была сделана из свинца, по тем временам ценного материала. Поэтому свинцовые листы снимали, а без крыши здания начинали постепенно обрушаться, приходить в упадок. Местные жители использовали камень для постройки домов, мощения улиц, так что постепенно…

Айрис, вполуха слушая долгий рассказ мистера Хоутона, посмотрела в сторону реки: она текла далеко внизу. Глади воды почти не было видно — её скрывали деревья, видно было лишь, что противоположный берег покрыт лесом. Где-то в этих густых тенях прятались Ивовый коттедж и старый эллинг.

Другой мир по ту сторону реки.

— …один из очень-очень немногих в Англии, чей настоятель был казнён. Большинство монастырей добровольно соглашалось распуститься, — звонко вещал мистер Хоутон. — Король предлагал пожизненное содержание монахам в размере пяти фунтов в год. Монахиням — три фунта. По тем временам, очень большая сумма. Только если настоятель противился воле короля, устраивали суд. Так произошло с последним настоятелем монастыря Святого Ботольфа, Эдмундом Корнхиллом. Он и ещё двое монахов были подвергнуты пыткам, а затем повешены за измену.

— А почему они решили воспротивиться? — спросила молодая женщина в соломенной шляпке с ярко-алой лентой. — Если все остальные, как вы говорите, соглашались по-хорошему отдать свои богатства?

— Этот монастырь был распущен одним из первых. Если быть точнее, третьим в королевстве. Это позднее настоятели уже всё знали и, скажем так, приняли правила игры. Настоятели тех монастырей, что были первыми, поверить не могли, что король и Томас Кромвель решатся на захват монастырей и казни. Они думали, никто не посмеет поднять руку на священнослужителя, как я это понимаю. На самом деле мы можем лишь предполагать, что здесь происходило. Судебные записи утеряны, а местные жители, если спросить, расскажут сказку о том, что Эдмунда Корнхилла сгубило проклятие.

Толпа немного оживилась: проклятие её заинтересовало больше, чем рассказы мистера Хоутона про контрфорсы и аркбутаны, и даже больше, чем казнённый настоятель.

— Что за проклятие? Расскажите! — послышалось сразу несколько голосов.

Айрис продвинулась чуть ближе к мистеру Хоутону. Тот, сумев привлечь внимание аудитории, расплылся в улыбке.

— О, это длинная история! И она, кстати, не вся выдумка, некоторые её сюжетные повороты находят подтверждение в документах той эпохи. Итак, чтобы объяснить, что за проклятие пало на голову Эдмунда Корнхилла, надо начать с моста. — Мистер Хоутон развернулся и зашагал в сторону от руин, поманив всех за собой. — К сожалению, деревья скрывают от нас реку, но там когда-то был большой каменный мост. Видите, куда спускается тропка? Когда-то в этом месте проходила широкая дорога. Она вела от моста к монастырю, а от монастыря — к Стоктону.

Тропинка, слабо различимая в траве, действительно здесь была, но, видимо, по ней мало кто ходил.

— Мост называли Чёрным, потому что по нему возили уголь, и он был засыпан пылью. Уголь добывали вон там, — мистер Хоутон указал на противоположный берег. — Больше чем в двадцати милях от моста. Там же примерно добывали и железо. И происходило это на землях некоего

Литкота, о котором нам мало что известно. А Чёрный мост стоял на землях барона Френсиса де Вернея, и он собирал большую пошлину за провоз что угля, что железной руды, а везти её другим путём не было возможности. Дело в том, что почвы здесь, особенно на том берегу, неустойчивые, местами топкие. Построить другой мост было нельзя, тем более, что южнее моста были королевские охотничьи угодья, а на несколько миль севернее земля тоже принадлежала де Вернею, и он не желал её продавать. Надо думать, его устраивало то, что Литкот платил большие деньги за проезд по его землям и мосту. Не совсем ясна связь Литкота и монастыря, но, возможно, настоятель имел какую-то долю в предприятии Литкота. А также от этого выигрывали и плавильни в Стоктоне. Важно лишь то, что Литкот и настоятель монастыря объединились. Они пробовали давить на де Вернея, но он был не из тех, кого легко запугать. Из-за их ссоры постоянно происходили стычки: то люди Литкота избили сборщика пошлины и проехали по мосту не заплатив, то люди де Вернея захватили телеги с рудой в качестве возмещения ущерба. Вражда кипела годами, пока наконец всё не завершилось ужасным образом. — Мистер Хоутон взял долгую паузу. — Френсиса де Вернея нашли повешенным в лесу в паре миль от дома. Слуга, сопровождавший его, исчез. И вот тут начинается самое любопытное! Де Вернея объявили самоубийцей. Настоятель монастыря запретил хоронить его по церковному обряду. Он должен был быть похоронен на неосвященной земле ночью, и могила никак не должна была быть обозначена. Убитая горем баронесса де Верней пыталась добиться справедливости, потому что была уверена, что её мужа убили, но все были в сговоре: и священники, и городской совет, и коронер, и люди шерифа. Литкот с настоятелем со всеми успели договориться или, быть может, подкупить. Де Вернея так и похоронили в безымянной могиле.

— И как это могло помочь Литкоту с его углём? — спросил кто-то из туристов.

— А очень просто… — ответил мистер Хоутон. — Самоубийство только три года назад перестало считаться преступлением. Парламент принял специальный акт на этот счёт. Но во времена Френсиса де Вернея отношение к самоубийству было гораздо строже, чем в двадцатом веке или даже в восемнадцатом. Самоубийц не просто не хоронили на кладбищах. Так как они были преступниками, их наказывали и после смерти — всё их имущество отходило короне.

Несколько человек ахнуло.

— В шестнадцатом веке эти законы соблюдались не особенно сурово. Судьи и коронеры шли навстречу семье и писали, что погибший находился в припадке безумия или ещё что-то. Но с семьей де Верней поступили по всей строгости. У барона было трое детей: дочь и двое сыновей. Один сын жил с ним, второй учился в Оксфорде, а дочь уже была замужем за каким-то малозначительным придворным и жила в Лондоне. Она получила письмо от матери, но к тому времени, как прибыла сюда из Лондона, уже состоялся суд, и её мать выдворяли из дома. Они поселились на постоялом дворе в Стоктоне. Баронесса де Верней и её дети пытались бороться за своё имущество, но скоро стало понятно, что всё бесполезно. А потом случилось ещё одно несчастье. Старший сын Френсиса де Вернея должен был жениться на дочери графа, он долго мечтал об этом браке, его не так-то было просто устроить, но как только родители невесты узнали, что у жениха ровным счётом ничего нет за душой, сразу же разорвали помолвку. Благородные господа, с которыми он раньше водил знакомство, не желали более общаться с сыном самоубийцы, к тому же нищим. Так что юноша в совершенном отчаянии сбросился с колокольни церкви Святого Ботольфа. Она стояла вон там! — мистер Хоутон указал на какое-то неопределённое место среди руин монастыря. — Он тоже был похоронен как самоубийца. Баронесса де Верней, говорят, повредилась рассудком от горя, и Анна, её дочь, увезла её к родственникам. Больше никаких сведений об этой женщине нет. Анна была довольно богата и имела кое-какие связи при дворе, но их было недостаточно для того, чтобы дело вновь рассмотрели… Да и доказать что-либо было уже невозможно. Зато она выяснила, где были похоронены её отец и брат. Примерно в миле от Чёрного моста недалеко от перекрёстка двух дорог.

— На той стороне? — спросила Айрис. — Или на этой?

— На той, на бывших землях де Вернеев, — ответил мистер Хоутон. — В лесу. Анна начала строить недалеко от перекрёстка часовню. Ей пытались помешать. Часовню разрушали, она её строила заново, и так по кругу. За это время монастырь Святого Ботольфа выкупил бывшие земли де Вернеев из казны. Причем очень задёшево. Видимо, так всё изначально и задумывалось. Литкот добывал уголь, свободно возил его по землям монастыря и наверняка щедро делился прибылью с настоятелем. Анна вернулась в Лондон и вскоре овдовела. Она была молода, детей у неё не было, и вскоре она вышла замуж повторно за сэра Генри Вентворта. Вентворты владели кое-какими землями на западе графства, а в деревеньке Эбберли здесь неподалёку у них было что-то вроде охотничьих угодий с небольшим домом, и с де Вернеями они ранее были хорошо знакомы.