Тайна ворона
Шрифт:
– Спасибо, что так много выяснил. Ты ведь думал, что это поможет нам, верно? – И она засмеялась. – Но, честно говоря, мне не кажется, что его прежнее имя так важно. Сейчас он Цубаки. Сколько бы мы ни размышляли над тем, как его звали раньше, нельзя решить проблему, забыв, как изменилась его душа сейчас.
Она погладила ребенка по голове, и тот радостно приник к матери.
– Сихо права. Послушай, ворон, я вовсе не хочу вас ненавидеть. Просто не собираюсь слушать всякие глупости, в которых вы забываете о своей вине.
–
Надзукихико продолжал сидеть, глядя в пол, и не решался поднять глаза.
Наигравшись на болоте с Момо, Цубаки сразу после ужина начал тереть глазки и улегся в постель гораздо раньше обычного.
В последнее время Сихо спала вместе с ним под балдахином в глубине спальни. Устроившись рядом, она стала ласково похлопывать его по спинке, и ребенок почти сразу глубоко и спокойно задышал.
Сихо оглядывала комнату: здесь тоже прибавилось вещей. Луна светила в окно, очерчивая лепестки лилий, которые они выбирали вместе с Цубаки. По комнате были разбросаны мячики и волчки, принесенные Масухо, ветки, подобранные Момо в лесу. Сейчас песик тихо спал у Сихо в ногах, но в этом возрасте ему, видимо, все время хотелось помусолить что-нибудь в зубах, поэтому после игры кимоно девушки чаще всего оказывалось изжеванным.
Вдруг Момо проснулась и подняла голову.
– Ямагами-сама уже изволит почивать? – У двери в комнату возникла тень.
Давненько она его не видела. Оодзару.
Цубаки спал с невинным видом, и Сихо, поглаживая его по спинке, тихонько сказала:
– Если что-то срочное, я его разбужу.
– Нет-нет, не стоит.
Оодзару подошел к ней, но, как только Момо навострила ушки, замер на месте.
– Ты правда боишься ее?
– У нас говорят: «Живут как собака с обезьяной». С этим, к сожалению, ничего не поделаешь.
Впрочем, по сравнению с обезьянами помельче, Оодзару не так сильно робел перед Момо.
Сихо вдруг поняла, что раньше она никогда не беседовала с ним наедине. Она не забыла, что эта обезьяна делала раньше и что утром говорил Надзукихико, однако лицо Оодзару, в полумраке смотревшего на Цубаки, было на удивление спокойным.
– Ты хочешь заполучить эту гору и поэтому надеешься выгнать отсюда Цубаки?
Казалось, эти слова застали Оодзару врасплох, но он тут же глубоко вздохнул:
– Ты прямо задаешь мне этот вопрос?
– Не люблю ходить вокруг да около.
– Воронам наверняка нелегко с тобой. Надо было тебе действительно сразу уйти.
Оодзару говорил устало, но бесстрастно.
Удивляясь, что им удалось вот так запросто пообщаться, Сихо вдруг подумала, что обезьяна, вполне вероятно, всегда была такой.
– Так что же? Ты хочешь стать Ямагами?
– Раз ты так считаешь, наверное, так оно и есть.
Девушка удивилась таким равнодушным словам.
– Ты не будешь этого отрицать?
– А что нужно отрицать? Конечно, мы хотим, чтобы гора была нашей.
– Неужели так важно, кому она принадлежит?
– Очень важно. По крайней мере, для меня. Но не пойми неправильно. – Он вдруг заговорил настойчиво. – После того как мы поклялись стать посланниками божества, мы никогда не вредили ему и сейчас не собираемся. Женщины погибли по своей вине, и поглотить их плоть он решил сам.
Сихо невольно положила руку на спину Ямагами, словно желая укрыть его.
– Но ведь он не хотел их убивать.
– Хотел. Ты просто не знаешь, кое-что вынудило его сделать это.
Сихо замолчала. Она давно догадывалась.
– Значит, все-таки было в прошлом что-то такое, что заставило его так поступить, да?
– Даже если и было, не твое дело.
Почувствовав в его резком ответе отказ, Сихо снова начала гладить Ямагами по спине.
– А что, если мне удастся убедить Цубаки и он уступит тебе место Ямагами?
Услышав это, Оодзару прыснул:
– Какие ты всегда интересные вещи придумываешь!
– Сейчас он очень серьезно намерен повзрослеть и стать настоящим Ямагами, но для меня это неважно, если Цубаки останется самим собой. Если вокруг статуса божества кипят такие страсти, мне кажется, для малыша будет полезнее отказаться от него.
Оодзару подавил смешок и тихо сказал:
– Что ж… Жадность до добра не доводит. Ты совершенно права. Другой вопрос – возможно ли это.
С этими словами он вдруг, словно потеряв интерес к разговору, повернулся и вышел. Убедившись, что Оодзару скрылся, Момо вернулась на постель и задремала.
Сихо опустила глаза: видимо успокоенный ее лаской, Цубаки продолжал спать, лицо оставалось невозмутимым. Она сняла волосок, прилипший к его щеке, и он пробормотал во сне: «Саё?»
– Саё?.. – тихонько повторила Сихо, и Цубаки проснулся.
Он удивленно взглянул на девушку и напряженно приник к ее груди.
– Не обращай внимания. Забудь.
Сихо молча обняла протянувшего к ней руки Цубаки и задумалась о том, что сказала обезьяна. Что же заставило Цубаки так измениться? Не может почитаемое всеми божество внезапно превратиться в чудовище-людоеда. Невозможно было даже представить, чтобы тот Ямагами, которого она видела во сне, вдруг решил вкусить плоть посвященной. Что тогда случилось?
– Но разве это не должно было заставить ее вернуться? Мы так не договаривались! – почти кричала Хисано.
Танимура смущенно чесал затылок. Бледный Надзукихико навестил их с новостями о том, чем закончилась встреча с божеством, и ничего не мог ответить женщине. Это странно. План не сработал.
– Послушай, Надзукихико. Ямагами правда ничего не вспомнил?
– Какое там! Он даже сказал: «И что с того?» В конце концов просто заявил, что мои слова про обезьян – клевета.