Тайна за семью печатями

Малышкина Ольга

*Книга «Брысь, или Кот Его Высочества», часть IV «Брысь и Янтарная комната».

— С сегодняшний день у вас настать новый порядок, — по второму разу вещал офицер, скользя взглядом поверх голов и лишь изредка впиваясь глазами в кого-нибудь из селян. — Мы, немцы, любить порядок, поэтому Германия есть самый великий страна. Кто нарушить порядок, быть строго наказан. Все евреи получить жёлтый звезда и нашить на одежда. Все, кто прятать пограничник или коммунист, немедленно сказать мне, иначе быть расстрелян.

Офицер сделал паузу, словно рассчитывая, что сразу посыплются признания. Таковых не последовало,

но люди стали переглядываться и перешёптываться. Брысь с удивлением обнаружил, что говорят они вовсе не по-русски. Напевная речь лилась в уши, и кот, хотя и понимал её смысл, был уверен, что впервые слышит этот язык.

Вдруг несколько солдат выволокли на площадь молодого мужчину и мальчика, возрастом чуть старше Саши и Вовки Менделеева. Мужчина не мог стоять самостоятельно, потому что был ранен в ногу и потревоженная рана сильно кровоточила. Казалось, он в любой момент может лишиться чувств и держится только невероятным усилием воли, переживая за мальчика. Одна из женщин, пожилая селянка, всплеснула руками, и Брысь расслышал тихое: «Вось бяда…»

По лицу офицера скользнула довольная ухмылка, и он, нарочито медленно спустившись с крыльца, подошёл к задержанным и указательным пальцем ткнул мужчину в грудь. Тот сильно качнулся, так что двое солдат, подпиравших его с обеих сторон, едва удержали раненого в вертикальном положении.

— Коммунист? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс офицер.

Мужчина с трудом разлепил воспалённые, искусанные от боли губы, но ответить не успел. Его опередил мальчик.

— Мы цирковые артисты, — с гордостью заявил он.

Брови офицера удивлённо изогнулись:

— Цирк? И что вы уметь?

Андрюшка выбрал из всех специализаций дяди Вольдемара — акробата, фокусника и метателя ножей — последнюю, как самую, на его взгляд, престижную и вызывающую уважение. Мальчика переполняло желание показать врагам, что они нисколечко их не боятся.

— О! Метать ножи! — кажется, офицер действительно был впечатлён. — Но я не верить на слово. Я требовать доказательства. Мальчик встать здесь, — офицер схватил Андрюшку за руку и оттащил на несколько метров от мужчины, прижав его спиной к чьим-то воротам из широких, пригнанных вплотную досок.

— Einen Apfel bringen, sofort! (Принесите яблоко, немедленно!) — приказал он своим подчинённым, и вскоре в его руке оказался ещё не зрелый, но уже довольно большой плод, видимо спешно сорванный в ближайшем саду.

— Ты стоять ровно, — снова обратился офицер к Андрюшке, — иначе он упасть вместе с твой голова, — с этими словами он водрузил яблоко на макушку мальчика и с хитрым прищуром взглянул на раненого:

— Вы показать нам свой искусство, или я считать вас коммунист и расстрелять на месте. — Офицер вынул из кобуры пистолет, в толпе прошелестел вздох ужаса, а затем повисла гробовая тишина.

— Messer! (Нож!) — не глядя на подчинённых, коротко бросил он, и тут же ему в руку вложили стальной клинок с деревянной ручкой.

Офицер медленно, словно отмеряя шаги до цели, приблизился к мужчине и протянул нож. Солдаты, поддерживавшие раненого под руки, растерялись, не зная, как поступить: отпустить его — тут же упадёт, не отпустить — не сможет выполнить приказ.

— Wegtreten! (Отойти!) — пристально глядя в воспалённые глаза задержанного, отдал команду офицер,

и солдаты убрали свои руки и сделали шаг назад. Каким-то чудом раненый не упал. Брысю показалось, что он даже не покачнулся, словно окаменел. Взгляд его был направлен на мальчика, замершего с нелепым яблоком на голове.

— Я потерял много крови и ослаб, я не могу рисковать жизнью ребёнка, — наконец произнёс он. — Пусть его заменит кто-то из ваших подчинённых.

Офицер коротко хохотнул:

— Вы шутник! Но я согласен делать замена. На кого-то из них, — он обвёл рукой толпу жителей.

Женщины крепче прижали к себе детей, мужчины насупились. Внезапно люди стали расступаться, словно кто-то из задних рядов пробивался вперёд.

— О! Доброволец! — одобрительно кивнул офицер и тут же непроизвольно отшатнулся: из толпы вышел… беспородный пёс, размером с хорошего волкодава, и, подойдя к мальчику, уселся рядом с ним, причём голова его оказалась почти на том же уровне, что и у стоящего навытяжку десятилетнего ребёнка. Солдаты вскинули винтовки и ждали только команды, чтобы застрелить собаку.

— Доброволец, — повторил офицер, досадуя, что на какое-то мгновение потерял выдержку на глазах подчинённых.

Брысь негодовал, что не может выцарапать с лица врага надменную ухмылку, и с ужасом ждал развязки жестокого спектакля. Он уже понял, на что решился его благородный друг. Выглядел Мартин неважно: его тело было покрыто шрамами, а в глазах поселилась усталость…

Немецкий офицер, чувствуя неприятный холодок внутри и стараясь, чтобы он не отразился на его внешнем спокойствии, подошёл к «участникам представления», и яблоко перекочевало с макушки мальчика на голову огромной дворняги.

Андрюшка, которого теперь заставили отойти в сторону, злился на себя за неуместную похвальбу и до слёз жалел доброго пса — кажется, это тот самый, кто вчера так внезапно появился во время их представления. А овчарка, которая принесла им кусок дядиной рубашки, тоже — уж не та ли самая?..

Мартин сидел неподвижно, словно изваяние, и благожелательно смотрел на метателя ножей, всем своим видом показывая выдержку и готовность к любому исходу. Офицер поднял руку с пистолетом, направив дуло на раненого. Тот взглянул в чёрный кружок, за которым таилась смерть, и перевёл взгляд на собаку. Не далее как вчера, во время представления в армейской палатке на этой самой площади он выполнял трюк с завязанными глазами, как обычно. Но, во-первых, абсолютно здоровый, во-вторых — со своими ножами, когда ладонь ощущала их привычный вес и форму, в-третьих и в-четвёртых — яблоко покоилось не на голове Андрюшки, а на пышном клоунском парике его дедушки и высота и сила броска были многократно отработаны на мишенях.

«Сме-е-ер-р-тельный номер-р! — под барабанную дробь (которую виртуозно исполнял его десятилетний племянник) возвещал игравший роль „жертвы“ Артур Бенедиктович, стоя вплотную к широкой доске, куда (при благоприятном исходе) должен был вонзиться нож, проткнув яблоко. — Вольдема-а-ар-р Масличный!» Исполнителю трюка торжественно закрывали глаза плотной повязкой, публика в страхе замирала, особо пугливые загораживали лицо руками, барабанная дробь нарастала, щекоча нервы, достигала кульминации… Бросок. Бурные аплодисменты. Ему снимают повязку, а довольный Артур Бенедиктович уже раскланивается, призывая зрителей обратить внимание на мишень с «пришпиленным» к ней яблоком, ровно из середины которого торчит нож…