Тайна Желтой комнаты
Шрифт:
Рультабиль и я посмотрели на хозяина, сверкающие глаза, сжатые кулаки и дрожащие губы которого ясно показывали, что за чувства его одолевали.
— И правильно сделал, что поостерегся сегодня входить, — прошептал он.
— Кто этот молодец? — спросил Рультабиль, возвращаясь к своему омлету.
— Человек в зеленом, — проворчал хозяин. — Вы не знакомы? Тем лучше для вас, он и не стоит знакомства. Это сторож господина Станжерсона.
— Вы его, кажется, не очень-то жалуете? — небрежно обронил репортер, переворачивая омлет на сковородке.
— Никто
— Он заглядывает и сюда?
— Даже чересчур часто, но я ясно дал понять, что мы ему не компания. Вот уже месяц, как он стал докучать мне, а раньше трактир «Башня» для него не существовал. У него, видите ли, не было времени. Еще бы! Он ухаживал за хозяйкой «Трех лилий» в Сен-Мишеле, а теперь у них наступило охлаждение, вот он и ищет, где бы провести время в другом месте. Ни один честный человек его не выносит, и привратники в замке тоже терпеть не могли этого зеленого человека.
— По вашему мнению, они честные люди, господин трактирщик?
— Называйте меня папаша Матье, это мое имя. Так вот, это честные, порядочные люди, и это такая же истина, как и то, что меня зовут Матье.
— Тем не менее, их арестовали.
— Ну и что это доказывает? Впрочем, в эти дела я не вмешиваюсь.
— А что вы думаете о преступлении в замке?
— О покушении на нашу бедную барышню? Хорошая девушка, ее все кругом любили. Что я думаю?
— Да, что вы думаете?
— Ничего или кое-что… но это никого не касается.
— Даже меня? — настаивал Рультабиль.
— Даже вас.
Омлет был наконец готов, мы уселись за стол и принялись молча завтракать. В этот момент кто-то толкнул входную дверь и на пороге показалась старуха в лохмотьях, с дрожащей головой, неряшливыми волосами, свисающими на покрытый лоб, и палкой в руке.
— А вот и матушка Ажену, — сказал хозяин, — давненько вы к нам не заглядывали.
— Я была больна, чуть не умерла совсем, — ответила старуха, — нет ли у вас каких остатков для моей зверушки?
Она вошла в трактир в сопровождении кошки огромных размеров. В жизни я не видывал ничего подобного. Животное посмотрело на нас и так отчаянно замяукало, что я невольно вздрогнул. Мне еще никогда не приходилось слышать более мрачного крика.
Как будто привлеченный этими звуками, следом за старухой вошел и Человек в зеленом. Он поприветствовал нас, приложив руку к фуражке, и расположился за соседним столиком.
— Дайте мне стакан сидра, папаша Матье, — попросил он.
Хозяин двинулся было угрожающе ему навстречу, но сдержался и только буркнул в ответ:
— Больше нет сидра, я отдал последнюю бутылку этим господам.
— Тогда рюмку белого, —
— И белого вина больше нет, ничего больше нет! — повторил папаша Матье глухим голосом.
— А как поживает ваша уважаемая жена? — не унимался гость.
При этом вопросе трактирщик сжал кулаки, но вновь сдержался и насмешливо процедил:
— Прекрасно поживает, большое спасибо.
Так, значит, молодая женщина, которую мы только что видели, была женой этого грубияна, над всеми физическими недостатками которого доминировал еще и моральный изъян — ревность.
Хлопнув дверью, трактирщик вышел из комнаты. Матушка Ажену все еще стояла у порога, опершись на палку, с кошкой у ног.
— Вы были больны, матушка Ажену? — спросил ее Человек в зеленом. — Я целую неделю вас не видел.
— Да, господин сторож. Я и вставала-то только три раза, чтобы пойти помолиться нашей доброй покровительнице — святой Женевьеве, а все остальное время лежала в кровати. За мною никто не ухаживал, кроме моей кошечки.
— И никуда ваша кошечка не выходила?
— Как бог свят!
— Странно, а люди говорят будто в ночь преступления слышались ее вопли.
Матушка Ажену стукнула клюкой об пол.
— Все это выдумки, если хотите знать, голос моей Благодати божьей ни с чем не перепутаешь. В ту ужасную ночь я тоже слышала крики, да только она все время лежала у меня на коленях и даже ни разу не мяукнула, клянусь вам.
Я не сводил глаз со сторожа и убежден, что он насмешливо улыбался, слушая причитания матушки Ажену.
В этот момент до нас донеслась брань, крики и глухие удары. Человек в зеленом поднялся и решительно направился к маленькой двери, но она распахнулась ему навстречу — на пороге показался трактирщик.
— Не волнуйтесь, сударь, — сказал он сторожу, усмехаясь, — это у моей жены зубы болят. Вот, матушка Ажену, здесь требуха для вашей кошки.
Старуха жадно схватила пакет и вышла в сопровождении своего чудовища.
— Вы не хотите мне ничего подать? — спросил сторож.
Папаша Матье не мог больше сдерживать свою ненависть.
— Для вас ничего не было и не будет, убирайтесь немедленно!
Человек в зеленом спокойно разжег свою трубку, раскланялся с нами и вышел.
Едва он оказался за порогом, как папаша Матье с силой захлопнул дверь и повернулся к нам с налитыми кровью глазами и пеной на губах. Указывая рукой на дверь, закрытую за ненавистным ему человеком, он гневно воскликнул:
— Сударь, я не знаю, кто вы, сказавший мне, что теперь нам придется есть говядину, но если это вас интересует — вот он, убийца!
Почти прокричав последние слова, папаша Матье тотчас же нас покинул. Рультабиль повернулся к очагу:
— Что же, теперь мы наконец-то дожарим наши бифштексы. Как вы находите сидр? Крепковат немного, но я такой люблю.
В тот день папаша Матье больше не появлялся, и в трактире воцарилась глубокая тишина. Мы вышли, оставив на столе пять франков за поданную нам еду и напитки.