Тайна Змеиной пещеры(Повесть)
Шрифт:
— Ноги свои, Дарьюшка, я жалел раньше, при Советской власти. На колхозной работе хоть что угробить можно. А теперь я буду жить для себя, а для себя своих ног не жалко.
Подвинулась табуретка, и шаги затихли. Наверное Деркач сел. Антон и Лександр переглянулись. Чего он тянет? Зачем пришел? Наконец-то, Деркач заговорил о том, что привело его в этот дом. Но начал он издалека.
— Ты знаешь, Дарьюшка, с каким уважением я и к тебе и к Григорию Ивановичу…
Мать промолчала.
— Хочу я, чтоб и вы меня уважили. Григорий Иванович теперь будет в больших людях ходить, так пусть за меня словцо замолвит. А уж я-то, а
— Правда, — ответила мать равнодушно. — Какое словцо Григорий Иванович должен замолвить?
— Мне у коменданта пусть позволение выпросит, чтоб маленькую такую лавочку открыть.
— Право, я и не знаю… — уклонилась мать от ответа.
— Я, Дарьюшка, прошу свое по закону, — настойчивее заговорил Деркач. — Да и в его интересах выправить для меня такой патент.
— О чем вы, — недоумевала мать, — в каких таких его интересах?
— А в таких, Дарьюшка, что перед тем, как нашим отступать, ночевал тут у меня один человек оттуда. А на другой день его возьми, да и схвати чекисты. А кто им помог, кто на след навел их? Не знаешь? Так знай. Твой сынок младший. Я ведь, и про это знаю. Мне все известно. Я так думаю, что и в твоих интересах, Дарьюшка, убедить Григорий Ивановича похлопотать там обо мне.
— Грех большой вы берете на себя, дядьку. Чего-чего, а немцам можно сказать и то, что это вы его выдали. Немцы на расправу скоры, долго разбираться не станут.
— Ты что, Дарья? Никто такого не окажет!
Деркач, наверно, вскочил. Слышно было, как ударилась об стенку табуретка.
— Отчего же не скажет?
Антон почувствовал, как Лександр сжимает рукой era плечо.
— Ах, Дарьюшка, — голос у Деркача снова стал заискивающим, — ну что нам делить. Я ведь только так, для примеру сказал. Я тебе посурьезнее что расскажу. А ты передай сразу Григорию Ивановичу. Пока он со скотиной в эвакуацию ходил, тут дела делались, и еще какие. Приезжал из района товарищ и тайно вызывал к себе мужчин из тех, кто по инвалидности или по возрасту не призван был в Красную Армию.
— Ну и что же с того, что вызывал? — переспросила мать.
— А то, что по моему разумению, он их в тайный отряд записал. Смекаешь? Чего доброго, они и Григория Ивановича могут того… — Деркач щелкнул языком. — У меня списочек есть. Так я его кому следует и того… передам.
Антону не хватало воздуха, сдавило грудь. Лександр, присев в закутке, до того внимательно слушал, даже моргать перестал.
— И еще я тебе скажу, Дарьюшка, что большая беда подстерегает всех левадинцев. Ты, помнишь, танкист за селом на немцев напал, положил сколько их, полдня хоронили?
— Ну и что с того, — насторожилась мать.
— А то, что поначалу думали, что он ушел за речку да и скрылся неведомо куда, а он теперь здесь, в Леваде, скрывается. Не слыхала?
— Не приходилось.
— Узнают немцы об этом, нагрянут, что тогда будет?
— Ох, не дай бог, что будет, — согласилась мать. — А может, то пустые разговоры, про танкиста?
— Не скажи, — возразил Деркач. — Я своему Афоньке сделал такое поручение. Про все это пронюхать. Он разузнает.
В передней заплакал ребенок и мать стала торопливо выпроваживать Деркача из хаты.
Лександр, как только за Деркачом закрылась дверь, выпрямился в полный рост, стал теребить и мять правую ногу.
— Затекла.
Антон удивился, что Лександр говорил не про то, что услышал от Деркача, а про свою ногу. В приоткрывшуюся дверь заглянула мать. Окинула взглядом кладовку, спросила:
— И ты тут, Антон? Гляди у меня, чтоб нигде ни слова о том, что слышал.
— Он, поди, понимает, тетя Даша. Честно слово, — заступился Лександр за Антона.
— Какой человек ужасный, а? А жил-то среди нас при Советской власти, — сокрушалась мать, то и дело всплескивая руками. — Что же его сразу-то чекисты не забрали, когда этого, что на парашюте опустился, поймали?
— Да, мама, Деркач прятался где-то до самого прихода немцев. Мы, ведь, искали его.
— Ну вот что, сынок, — мать остановилась посреди кладовки, — как свечереет, пойдете с Лександром в Водяный хутор. Отведешь его к тете Кате. А сам назад.
Мы, Шурик, — обратилась она к танкисту, — не сегодня-завтра переедем в Петропавловку. Тебе здесь оставаться нельзя.
Вечером Антон, спросив позволения у танкиста, привел к нему Яшку и Сережку. Ребята поначалу думали, что проводят танкиста до сада, а там дальше они с Антоном огородами выйдут за село и шляхом пойдут прямо на Водяный.
Но в саду танкист попросил ребят проводить его и Антона за село, и те согласились. Шли огородами, преодолевали препятствия: канавы, наполненные дождевой водой, завалы из терновых веток, сложенных на огородных межах.
— Ну что мы, честно слово, по своей земле идем и прячемся? — Танкист остановил ребят. — Пойдемте улицей. Вы идите впереди, а я за вами. Если кто встретится, поздоровайтесь с ним громко, и я спрячусь. Немцев нет.
— А Деркач? — напомнил Антон.
— Деркача тоже не должно быть, — непонятно ответил танкист. — Если он будет жить, немцы и полицаи всех вас перестреляют.
На улице никто ребятам не встретился до самого края слободы. Дальше дорога вела через кладбище. Такое обычное место для дневных ребячьих игр, ночью кладбище преображалось. Неясные силуэты кустов пугали своей похожестью на затаившегося человека. Тишина и та пугала, уж лучше шумела бы непогода. Вспоминались всякие истории когда-либо приключавшиеся с запоздалыми прохожими. То кресты сходили с могил и водили хоровод на лужайке, то искры вдруг сыпались под ноги путнику, а то и вовсе на длинном шесте, покачиваясь, являлась голова с горящими глазами. Любили левадинские парубки подшучивать над поздно возвращавшимися домой своими же товарищами, и были их шутки одна другой коварнее. Хоть и знал любой, что голова с горящими глазами, не что иное как тыква с отверстиями, внутри которой горит свечка, да знать это одно, а не сдрейфить и выйти достойно из поединка, это совсем другое.
Ничего такого с ребятами на этот раз не случилось. Все это бывало только до войны, когда левадинцы не чурались потехи. Другое время пришло, другие принесло заботы. Мужчины на войне, далеко от родных мест, женщины и дети еще до сумерек забираются в хаты и при свете каганца коротают нудные осенние вечера.
Когда почти все кладбище осталось у ребят за спиной, справа по ходу зашевелилась какая-то тень. Словно призрак, она увеличивалась в размере и вширь и ввысь. Яшка, шедший первым, остановившись, схватил за руки Антона и Сережку. Тень двигалась прямо на ребят.