Тайная любовь моя
Шрифт:
Стараясь не попасть в поле зрения дежурных, выскользнул на улицу и бегом бросился через дорогу на кладбище. Я летел, как на крыльях – нет больше никаких улик. Ничего с нами не сделают. Слова к делу не пришьешь. Добежал до склепа, где у нас с ребятами нашего двора был тайник, положил туда бумаги и помчался домой. Попал вовремя – мама уже спускалась с лестницы:
– А ты, почему не в школе? – удивилась она.
– Решил тебя подождать.
– А что такой мокрый?
– Да мячик с ребятами погонял.
– Его из школы выгоняют, а он мячик погонял. Сколько тебе лет, сынок? Зайди хоть в туалет, умойся, – сказала она.
Зашел в наш дворовый туалет, разогнал палкой крыс, умылся и насухо вытерся носовым платком. На душе впервые за целый месяц стало легче.
А вестибюль уже был полон. Стояли Костя с мамой и бабушкой, Витька с отцом и матерью. Отдельно от всех стояли Лешка с отцом-полковником. У Лешки под глазом синел огромный фингал. Отдельной кучкой стояли учителя старших классов.
Решил ничего не рассказывать ребятам. После того, как они сдали Костю, веры им не было. Да и на Костю все еще был обижен за стихи. Он сам подошел:
– Видел у Лешки фингал?
– Кто это его?
– Папаша выписал. Это, говорит, тебе за мое генеральское звание.
– Хватит с него и полковника, – рассмеялся я.
– Они еще смеются, – раздался откуда-то голос завуча, – Ну-ка все четверо в кабинет директора, – пригласила она.
– Кто из вас заходил в кабинет? – спросил директор.
– Когда? – резонно спросил Костя.
– Минут пятнадцать назад, – уточнил директор.
– Мы только что подошли с родителями, – удивленно ответил Костя.
– Точно?
– Спросите у родителей.
– Хорошо. Пригласите родителей, – попросил директор.
Родители вышли от директора минут через десять. Мне показалось, они радостно возбуждены.
– Вам повезло. Педсовет перенесли, – обрадовал полковник, и они с Лешкой тут же ушли.
Всей толпой вышли из школы и лишь на улице узнали, что накануне педсовета исчез доклад директора и все наши журналы. Подозревали кого-то из нас. Но, опросив родителей, пришли к выводу, что это сделал кто-то из сочувствующих учителей.
Мы не ходили в школу еще с неделю, после чего нас вызвали к директору, еще раз отругали и разрешили посещать занятия.
На ближайшем комсомольском собрании Костю освободили от должности секретаря комсомольской организации, а нам троим объявили по строгому выговору “за подпольную деятельность”.
– Ну, Костя, легче всех отделался. Освободился от нагрузки и стал рядовым комсомольцем. А нам еще строгачи искупать кровью, – пошутил я.
На следующий день Костя объявил о самороспуске общества вольных литераторов. Все журналы, которые Витька собрал по всей школе, торжественно сожгли во дворе школы – то было требование директора, как сказал Сотник.
Доклад директора по нашему вопросу и восемнадцать журналов, изъятых физиком, долгое время были у меня. Через пять лет, я отдал их Людочке. Она прочла все с большим интересом, как и мою “Программу КПСС”. В период обострения болезни она читала наш бред целыми днями и смеялась от души. Ей становилось легче.
После смерти любимой все наши труды попали в мою тумбочку в казарме, где были случайно обнаружены и переданы в особый отдел училища. Мое "дело" замял начальник курса, но бумаги так и не вернули. Дальнейшая их судьба мне неизвестна.
Анчутка
Уже вечером из Новой Краснянки приехала двоюродная сестра Алла с мужем. Мама опасалась напрасно – бабушка была нетранспортабельной. Сестру я не видел, можно сказать, полжизни – с тех самых пор, как мы внезапно уехали из деревни после разрыва матери с бабушкой. А потому весь вечер прошел в воспоминаниях о времени, когда все еще были молодыми, а некоторые даже маленькими. Вспоминали родственников, соседей и просто тех, кого знала вся деревня:
– Как там наш батюшка?
– Служит. Постарел, а все такой же неунывающий.
– А наша церковь? Переделали?
– Что ты! Кому она нужна? У старушек уже ноги не ходят, старичков давно нет, а бывшие комсомольцы и тогда не ходили. Даже ребятишек отвадили.
– А как Сашко поживает? – напомнил ей о нашем деревенском сумасшедшем.
– Что ж ему сделается. Постарел, а все бегает с детишками, в войну играет, как когда-то с вами.
– А дед Анчутка все летает? – спросил и о деревенском гипнотизере, удивлявшем всех своими чудесами, которые по невежеству приписывали исключительно его контактам с нечистой силой. Потому так и прозвали Анчуткой.
Как ни спрашивал когда-то бабушку, она и говорить о нем не хотела:
– Нечего тебе на него смотреть, внучек. Опасно с ним встречаться. Анчутка он и есть Анчутка.
– Бабушка, а он действительно летает в корыте?
– Сама не видела, но люди говорят, летал.
Большего добиться тогда так и не смог. Колдуна, похоже, боялись все в деревне, потому что даже ребята, как и бабушка, отказывались что-либо рассказывать о загадочном старикашке.
Увидеть деда Анчутку удалось лишь через несколько лет, когда мне уже было около тринадцати. Я ждал наших ребят чуть в стороне от клуба.
– Ты ни Афанасия сынок? – неожиданно спросил меня кто-то шепотом.
Я вздрогнул, потому что стоял здесь уже несколько минут и не видел рядом с собой никого. Обернувшись, заметил сидящего метрах в десяти на скамеечке улыбающегося человека неопределенного возраста. Я твердо знал, что никогда его не встречал, но молча кивнул ему. Не знаю почему, но я не мог оторвать взгляда от его лица, освещенного солнцем так, что казалось, голова висела прямо в воздухе, а туловища не было вовсе. Приглядевшись, туловище все же увидел.