Тайная Миссия
Шрифт:
— Говорю тебе, Триффан, это может оказаться опаснее, чем представляется на первый взгляд, — предупреждал Спиндл. — Нам придется вести войну не со злобными незнакомцами, а с образом жизни, воспринимаемым все большим числом кротов.
— Но этот образ жизни не имеет стержня, — отвечал Триффан. — В нем нет Безмолвия Камня. Образ жизни, который в конце концов потерпит крах, если не будет найден стержень, который сможет поддерживать духовную жизнь кротов или изменить ее к лучшему.
Спиндл пожал плечами.
— Что знают простые кроты о Безмолвии или о «духовной жизни» и думают ли
— Тогда зачем они бегут в Данктон? — спросил Триффан.
— Я считал нужным предупредить тебя о новых методах грайков, — сказал Спиндл.
Триффан улыбнулся, но вдруг снова посерьезнел.
— Не покидай меня, Спиндл, что бы я ни говорил и что бы ни делал. Бремя мое — вести этих кротов — тяжело, и порой мне хочется остаться одному. Будь рядом, предупреждай меня, если я начну держаться отчужденно, напоминай мне, что я лишь простой крот, ведь я всегда буду прислушиваться к твоим словам.
— Хорошо, Триффан, — пообещал Спиндл, — даже если придет день, когда тебе этого не захочется!
— Такой день никогда не придет! — возразил Триффан.
Спиндл ничего не ответил, но вскоре ушел: явились Скинт со Смитхиллзом поговорить о том, что нужно как можно скорее подготовиться к нашествию грайков.
В такой вот атмосфере ожидания перемен стали рождаться той весной малыши, и потом те немногие, кто остался в живых, вспоминали о царившем повсюду возбуждении. Взрослые были постоянно заняты. Многие самцы и самки, у которых не было детенышей, прошли обучение у Алдера и стали бойцами. Под командованием Смитхиллза они занимались сооружением оборонительных укреплений на юго-восточной стороне системы, где ее защищало только шоссе ревущих сов.
Что же касается родивших самок, их плодовитость оказалась невысокой. У многих случился выкидыш, а у тех, относительно немногих, что родили, потомство состояло из одного, двух, редко трех малышей. Самки очень хорошо понимали причину этого: болезнь. Со времени чумы плодовитость стала низкой, и нельзя было не заметить, что в случаях, когда самка была здоровой, а самец перенес болезнь (даже если он выздоровел и был во всех отношениях нормален), случался выкидыш или детеныши рождались уродами. Когда такое случалось, в норах царила очень тяжкая атмосфера: малышей следовало уничтожить, чтобы бедняжки-калеки, выжив, не позорили своих родителей-кротов.
Об этом обычае, как правило, самцы не знали, потому что они не присутствовали при родах — их близко не подпускали к норам; а что может возразить самец, если мать говорит, что детеныш родился мертвым.
Однако Триффан знал, что «мертв» значит «убит», и рассказал ему об этом Смитхиллз. Супруга Смитхиллза, самка с Истсайда, родила малышей, но ему сказали, что они умерли.
— Наверное, этого следовало ожидать, Триффан, — горько объяснил Смитхиллз. — Всякий, кто хоть что-то знает об этой лысухе, понимает, уж если она была у крота, безразлично, самца или самки, у них не будет здоровых детей. Самка может забеременеть, самец может оплодотворить ее, но если у того или другого были язвы,
— Но твоя лысуха прошла, — возразил Триффан.
— Прости, пожалуйста, Триффан, ты тогда не вылечил меня, а залечил мои язвы. Это разные вещи. Я ничего не говорю, я благодарен тебе, просто я знаю, что у меня уже не может быть детей.
— Ты говорил об этом своей подруге? — спросил Триффан.
— Конечно, говорил, иначе было бы нечестно. Но ты же знаешь, каковы самки: если они думают, что есть хоть какой-то шанс получить детенышей, а другого крота рядом нет, они согласны даже на такого облезлого старика, как я, а уж я не стану останавливать их.
Триффан хмыкнул, но Смитхиллз вопреки своему обыкновению не присоединился к нему, и Триффан понял, что его друг хочет добавить еще что-то.
— Понимаешь, в потомстве моей подруги были живые, но их убили.
— Кто это сделал? — спросил пораженный Триффан.
— Другие самки. Так полагается. Они сидят в родильной норе и смотрят. Если малыши неполноценны… убивают их.
— Но почему? — возмутился Триффан.
— Такова традиция, — сказал Смитхиллз. — Я спросил супругу, и она сказала, что таково желание Камня. «А что было не в порядке у малышей?» — спросил я. «Три передние лапы, рыльца нет», — ответила она. Убить их — не стыдно; позор, если об этом узнает самец.
Смитхиллз опустил голову.
— Говорят, такая беда случалась после чумы, а некоторые вспоминают, что и раньше тоже. Но теперь дело обстоит хуже, Триффан, выживших кротят очень мало.
— Тем драгоценнее они для нас, — сказал Триффан.
Обо всем этом Триффан позже расспросил Монди в норе у Комфри.
— Смитхиллз говорит правду, — подтвердила Монди. — Это обязанность самок. Это кажется жестоким, я знаю, но так надо. Нельзя доверить самой матери убивать детенышей, хотя некоторые и выражают готовность. Но мы стараемся, чтобы при ней была другая, которая бы помогла.
— Ты хочешь сказать — убила, — гневно выпалил Триффан.
— Таким малышам лучше умереть, — сухо произнесла Монди.
— Но ведь сам Босвелл был от рождения калекой, ты бы и его убила?
Монди взглянула на Триффана и проговорила:
— Угу, в этой системе такой крот не выжил бы.
— Это неправильно, Монди. Камень — сама жизнь, и он не хочет, чтобы его детей убивали, какими бы они ни были.
— Тогда моли Камень, чтобы тебе никогда не пришлось присутствовать при таких родах, какие я видела после чумы, — сказала Монди. — Или решать, кто из плохого помета должен остаться жить, а кто умереть.
Когда Монди ушла, Триффан спросил Комфри:
— А ты знал об этом?
— Мало к-кто из самцов знает, но я з-знал, Т-т-триффан. Да, з-з-знал.
На следующий день, немного успокоившись, Триффан спросил у Монди:
— Рождались ли когда-нибудь у перенесшего лысуху крота здоровые дети?
— Насколько я знаю — нет, и думаю, никогда не родятся, если у родителей были язвы. То же самое, если крот перенес чуму, ящур или что-нибудь подобное. Многие кроты в кротовьем мире хотели бы иметь детей, но их тело загублено болезнью, и Камень не разрешает им иметь потомство.,