Тайная война против революционной Кубы
Шрифт:
Наконец, третье течение объединило представителей крупной и средней буржуазии — профессиональных политиков, которые в результате переворота оказались выброшенными за борт политической жизни
Кубы. Эта публика жаждала вернуться на «теплые местечки» в правительственном аппарате, но пуще всего боялась широкого участия народа в борьбе против диктатуры. Готовые пожертвовать тысячу-другую долларов «для борьбы», они предпочитали отсиживаться на майамских пляжах и изредка выступать с шумными разоблачениями зверств батистовского режима. Все надежды они возлагали на то, что Соединенные Штаты со временем переменят свое отношение к диктатуре,
Именно эти люди собрались вечером 15 октября 1957 года в доме Линкольна Ротонды, где и была образована «Хунта освобождения».
В хунту вошли Роберто Аграмонте, Антонио де Барона, Фелипе Пасос, представитель «профсоюзной оппозиции» Анхель Кофиньо и безвестный «представитель» Федерации университетских студентов Рамон Прендес; возглавил хунту Карлос Прио Сокаррас. Так же быстро они согласовали и подписали текст программной декларации.
«Хунта освобождения» провозглашала своей целью свержение диктатуры, создание временного правительства и проведение «в возможно короткий срок» всеобщих выборов. Правительству, которое должно было прийти к власти в результате этих выборов, предстояло «улучшить правительственные учреждения и институты, ставшие жертвами тирании», «обеспечить стабильность валюты», «привлечь в страну иностранный капитал», «издать законы о гражданской службе» и т. д. и т. п.
Составители декларации более всего остерегались создать впечатление, будто они собираются затронуть существовавшую на Кубе социально-экономическую структуру: они видели свою цель лишь в том, чтобы отстранить от власти Батисту, причем сделать это под руководством и с помощью Вашингтона. Не случайно главное место в декларации заняла обращенная к США просьба о признании хунты. «Кубинская элита», вынужденная по воле янки покинуть Гавану, теперь вымаливала у них разрешение снова вернуться на Кубу...
Одновременно участники встречи написали секрет
ные приложения к декларации. Они-то и раскрывали истинные замыслы тех, кто стоял за «Хунтой освобождения». Приложения предусматривали, в частности, подчинение временного правительства «Хунте освобождения», сохранение регулярных батистовских вооруженных сил и растворение в них Повстанческой армии. План был прост: разоружить революцию, сковать ее по рукам и ногам путем ликвидации Повстанческой армии и создания временного правительства, в которое могли бы войти руководители повстанцев, но которое не имело бы никакой реальной власти.
«Коктейль» у Линкольна Ротонды затянулся далеко за полночь. Гости разъезжались уже под утро, возбужденные не столько количеством поглощенных напитков, сколько сознанием исполненного долга. «Хунта освобождения» создана, декларация подписана. Остается лишь свергнуть Батисту. Эту задачу участники встречи великодушно предоставили «бородачам»-повстанцам, сражавшимся против тирании на Кубе...
Однако фарс с созданием «Хунты освобождения» не мог ввести в заблуждение патриотические силы. В январе 1958 года, когда вести о создании хунты достигли штаба Повстанческой армии, Фидель Кастро направил в Соединенные Штаты гневное письмо, заявляя о решительном разрыве с «майорами майамского фронта». Он обвинил их в том, что они не только не ведут никакой борьбы против Батисты, но своими интригами помогают врагам революции.
«Самое важное для революции,— писал Фидель Кастро,— это не единство само по себе, а те идеи, которыми это единство вдохновляется... Строить единство на основах, которые мы даже не обсуждали, подписывать пакт с людьми, которых никто
1 Повстанцев особенно возмутил тот факт, что под декларацией о создании «Хунты освобождения» стояли также подписи «представителей» «Движения 26 июля», хотя руководство «Движения» никого на это не уполномачивало. Людьми, совершившими мошеннический подлог, оказались Фелипе Пасос, бывший президент Национального банка Кубы, и некий Лестер Родри-гес, посланный повстанцами в США для закупки оружия. Ни тот, ни другой не имели полномочий на ведение переговоров с кубинской эмиграцией в США, а тем более на заключение политических пактов.
действуя из удобного заграничного далека, и обманывать, таким образом, «Движение 26 июля» — это предательская акция, исходящая от тех, кто хотел бы ликвидировать подлинно революционную организацию, это не что иное, как обман страны, обман всего мира».
Так открыто проявились непримиримые противоречия в лагере антибатистовской оппозиции. Обусловленные неоднородным классовым составом сил, выступавших против тирании, эти противоречия впоследствии наложат отпечаток и на ход кубинской революции, и на политику Соединенных Штатов в отношении Кубы.
Как показывают факты, затея с «Хунтой освобождения» была не просто грязной интригой политиканов, рвавшихся к власти,— она представляла собой часть широкого плана подавления кубинской революции, разработанного американским империализмом, разведывательными и дипломатическими органами Соединенных Штатов.
«Нейлоновые освободители»
Тот, кто хоть раз видел, как на иссушенную зноем землю врываются живительные потоки воды, знает, сколько при этом всплывает мусора и грязи; проходит немало времени, прежде чем вода снова приобретет свойственную ей чистоту и прозрачность. Так случилось, когда бурный революционный поток ворвался на обескровленную иностранными монополиями и диктатурой кубинскую землю: под его животворным воздействием поднималось и распрямляло плечи все, что было честного, гордого и свободолюбивого на Кубе; но взбаламутил этот поток и неизбежные грязь и мусор...
Помимо соглашателей и оппортунистов всех мастей, которые во множестве плодятся на каждом крутом изломе истории, к народной революции старались примазаться честолюбцы и «обиженные» Батистой беспринципные политиканы, авантюристы и тщеславные демагоги. Словом, революционная волна подняла на поверхность и тот политический «мусор», который обычно щедро выплескивает буржуазная среда. Всю эту публику повстанцы презрительно называли «нейлоновыми освободителями».
В силу своего социального и имущественного положения «нейлоновые освободители», естественно, стояли гораздо ближе к Батисте и его американским хозяевам, нежели к революционерам. Большинство их видело свой идеал в «американском образе жизни», было духовно и материально связано тысячами нитей с империализмом США. Они не представляли себе будущего Кубы без политического и экономического «покровительства» Вашингтона.
Разумеется, «нейлоновые освободители» не могли выставлять напоказ свои контрреволюционные взгляды. Идеологию раболепия перед империализмом приходилось чем-то маскировать, и тут им на помощь приходил антикоммунизм. Его черным знаменем прикрывались явные и тайные враги народной революции, им они «оправдывали» свой отказ сотрудничать с прогрессивными силами Кубы, в первую очередь с Народно-социалистической партией. «Нейлоновые освободители» были, по существу, «пятой колонной» империализма в кубинском национально-освободительном движении.