Тайная война против революционной Кубы
Шрифт:
Когда в Гаване появился новый посол Соединенных Штатов, кубинские и другие обозреватели в первую очередь обратили внимание на его давние и весьма тесные связи с «Америкен телефон энд телеграф компани». «Новый посол Филипп Бонсал, вероятно, один из наших самых способных дипломатов; но зачем, по существу говоря, его послали туда? — писал в журнале «Нейшн» (номер от 31 января) известный обозреватель по латиноамериканским проблемам Карлтон Биле.— В течение большей части своей жизни Бонсал был сотрудником этой же самой телефонной компании, которая находится сейчас под огнем критики».
Вскоре после приезда Бонсала в Гавану в кубинской столице разразился скандал: из государственных архивов исчезли многие документы, касавшиеся отношений «Америкен
Но было ли назначение Бонсала «промахом» государственного секретаря США, если учесть, что сам
Джон Фостер Даллес состоял крупнейшим пайщиком американской монополии «Франсиско шутар компани», орудовавшей на Кубе? Конечно же нет. Это была сознательная политика, тем более что Филипп Бонсал отнюдь не собирался действовать «самым честным образом».
При первой же встрече с Фиделем Кастро американский посол попытался оказать на него грубый нажим с целью спасти «Кубинскую телефонную компанию». Фидель Кастро дал американскому послу достойную отповедь. Тогда-то, видимо, Бонсал и понял, что наступать нужно исподволь, с иных позиций, и посвятил свои основные усилия консолидации внутренней контрреволюции.
Примерно в те же дни на стенах и дверях особняков в богатых гаванских кварталах, на ветровых стеклах роскошных «кадиллаков» появились небольшие портреты Фиделя Кастро с надписями: «Спасибо, Фидель!»
«Это смешило меня,— рассказывал позже сам Фидель Кастро в беседе с известным аргентинским писателем и публицистом Альфредом Варелой,— смешило, потому что я отдавал себе отчет в том, что произойдет потом, и не принимал это всерьез. Еще несколькими годами раньше я говорил, что ни одна революция не может быть хорошей для всех. И я знал, что это «спасибо» отражало надежду определенного круга лиц, которые рассчитывали, что революция не будет революцией, что она ограничится всего лишь сменой правительств, отстранив от власти одних и поставив других».
Как и следовало ожидать, первые же мероприятия Революционного правительства отпугнули крупную буржуазию. «После опубликования закона о снижении квартирной платы,— продолжал Фидель Кастро,— с автомобилей крупных домовладельцев исчезли слова: «Спасибо, Фидель!» — и основная масса домовладельцев перешла в лагерь врагов революции».
Поначалу контрреволюционеры пытались оказать давление на правительство с помощью реакционных газет «Диарио де ла Марина», «Авансе», «Пренса либре» и передач по радио и телевидению (большая часть средств информации еще находилась в руках старых владельцев). Сначала осторожно, намеками, а потом нагло и открыто они «предупреждали» правительство о «тяжелых последствиях», которые могут повлечь за
собой «демагогические», «безответственные» мероприятия. Эти действия внутренних врагов неизменно совпадали с антикубинскими шагами Вашингтона. В результате каждое мероприятие Революционного правительства наталкивалось на сопротивление грязного союза внутренних и внешних врагов кубинской революции.
Закон об аграрной реформе, подписанный 17 мая 1959 года, вызвал бурю в Вашингтоне. Если настоящие революционеры считали аграрную реформу «необходимой хирургической операцией», без которой нельзя оздоровить национальную экономику, то пресса и телеграфные агентства США (в частности, «Нью-Йорк тайме»), наоборот, злобно называли закон об аграрной реформе «драконовским». Если Революционное правительство предлагало в качестве компенсации за экспроприируемые земли облигации сроком на 20 лет и с выплатой по ним 4,5 процента годовых, то американские монополии требовали выплатить им компенсацию наличными. Если Фидель Кастро заявлял, что Революционное правительство согласно выплатить
Буквально на следующий день после опубликования закона об аграрной реформе в американской печати, как по команде, стали появляться клеветнические статьи. В них предвещался «неминуемый крах кубинской экономики». Серию таких статей опубликовала, например, «Нью-Йорк джорнэл Америкен». Эта газета недвусмысленно намекала на возможность применения к Кубе «экономических санкций». Еще откровеннее высказывался в те дни журнал «Тайм»: закон об аграрной реформе, писал он, «положит конец постоянному притоку американских капиталовложений и вызовет задержку в развитии страны».
Моральный нажим Вашингтона на Революционное правительство «совпал» с началом открытых выступлений наиболее реакционных кругов на самой Кубе — латифундистов и скотоводов — против политики Революционного правительства. Заседавшая в Гаване в конце мая 1959 года Национальная ассоциация скотоводов
приняла резолюцию, где высказалась против правительственной программы. А 500 землевладельцев, собравшись в те же дни в городе Пинар-дель-Рио на митинг, прямо заявили, что они не отдадут свои земли до тех пор, пока не будет изменен закон об аграрной реформе. Однако 5 июня закон официально вступил в силу...
Но даже и тогда те, кто продолжал держать в своих руках экономику страны, все еще надеялись, что реформа будет поверхностной и неэффективной. «Он (Кастро.— Авт.) может действительно экспроприировать какую-то иностранную собственность, но он лишь обманывает себя, если думает, что это ему легко сойдет»,— грозила «Нью-Йорк джорнэл Америкен» 5 июня. И тут же газета выражала надежду: «В последнюю минуту могут быть внесены какие-то изменения», Фидель Кастро «еще одумается»...
Журнал «Форчун» — рупор американских миллионеров— в свою очередь писал: «Если всемогущие кубинские богачи, обычно циничные, на этот раз всполошились, поняв, что распределение земли среди одних означало экспроприацию ее у других (то есть у них самих), то их волнение было не очень заметно. Некоторые высокопоставленные лица думали, что со стороны новоиспеченного героя это был всего лишь подходящий к случаю обычный благородный жест и что, когда страсти улягутся, Кастро преподнесет им послушное и готовое к сотрудничеству правительство». Комментируя это высказывание в еженедельнике «Нейшн», журналист Роберт Тэбер, отлично знакомый с вашингтонской политической кухней, отмечал: «Подобного же мнения придерживались и имевшие интересы на Кубе всемогущие американские богачи, обычно не менее циничные. Вне всякого сомнения, его разделяли и в Вашингтоне»...
Но дни шли, а революционеры, вопреки ожиданиям «пророков» из «Форчуна», «не одумывались». Не привыкший ждать Вашингтон решил сопроводить нажим моральный нажимом дипломатическим. 12 июня посол Бонсал вручил кубинскому правительству ноту по поводу закона об аграрной реформе; одновременно с соответствующим заявлением выступил государственный департамент. Нет нужды подробно останавливаться на содержании этих почти идентичных документов. Доста
точно сказать, что как нота, так и заявление государственного департамента представляли собой грубое вмешательство во внутренние дела Кубы и были с негодованием отвергнуты Революционным правительством, всем кубинским народом. Однако примечательно другое: дипломатический демарш Филиппа Бонсала подкреплялся выступлениями внутренней контрреволюции. Конечно, можно назвать чистым совпадением тот факт, что нота США была вручена Революционному правительству вскоре после того, как лидер «ортодоксов» Антонио де Барона выступил по телевидению с публичной критикой политики Революционного правительства. Но когда вслед за дипломатическим демаршем разражается правительственный кризис, это уже закономерность.