Тайная война Разведупра
Шрифт:
Дмитрий Герасимов нередко попадал в серьезные переделки. Конечно, не по собственному желанию, но по воле приказа.
Еще солдатом, в учебном подразделении подняли их по тревоге и бросили из Самарканда в Ташкент. Столица Узбекистана лежала в руинах после мощнейшего землетрясения. Город еще потряхивало, по небу сверкали зарницы, на земле развалины, дым, пепел и вечные участники бедствий — мародеры. Вот тогда на их пути и встали солдаты из 127-го учебного танкового полка. И уже в те тревожные дни он мог получить пулю из-за угла. Стреляли в него и в его товарищей. К счастью,
Откуда было знать молодому солдату, что теперь звуки пролетающих пуль, разрывы гранат станут постоянными спугниками его жизни, службы.
Ведь до Афганистана еще больше двух десятков лет, и никто на свете и не знает о будущей войне. Только вот у Герасимова свой Афганистан.
Осенью 1967 года, уже будучи лейтенантом, он попадает в Чимкент. Когда ночью прозвучал сигнал тревоги, им вручили оружие и посадили в машину, Дмитрий подумал, что вновь трясет Ташкент.
И действительно, военная колонна опять двинулась в сторону столицы республики, но, не доезжая нескольких километров, свернула на Чимкент. Вскоре им сообщили: в городе — беспорядки, поджоги, грабеж, разбой.
Захвачен милицейский арсенал, выпущены на свободу заключенные. Органы внутренних дел уже не в силах справиться с беснующей толпой. Ситуация вышла из-под контроля.
Устанавливать контроль над ней пришлось армии, в том числе и лейтенанту Герасимову.
Позже, когда Дмитрий служил в спецназе, была в его жизни Астрахань, с эпидемией вспыхнувшей чумы. Им приказали перекрыть участок территории, по которому из карантинной зоны пытались вырваться беглецы. Спецназовцы дежурили по ночам в степи, несли патрульную службу, проверяли автомашины, выезжающие из зоны, вагоны поездов. Нередко под щебнем в товарных вагонах находили ящики, в которых прятались люди.
Случались эпизоды и похуже, когда организованные группы с оружием шли на прорыв противочумных кордонов. Так что жизнь не давала ему возможности забыть, как свистят пули.
Однако 1985 год стал особым годом. Если в прошлой его службе были лишь боевые эпизоды, то теперь, мартовской ночью, перейдя границу, он оказался «за речкой», как говорили тогда. Иными словами, оказался на войне.
Но даже самый подготовленный офицер, тем более солдат, становится настоящим бойцом только на войне. И осознание того, что ты уже на войне, приходит не сразу.
Так и случилось с комбригом Герасимовым. В ходе марша на Шиндант ему сообщили: от колонны отстали 4 автомашины. Их прикрывал бронетранспортер. Комбриг остановил колонну, вскочил в командирский уазик и двинул назад, в поисках отставших.
Километров через семь на обочине дороги натолкнулся на вооруженную группу афганцев. И только теперь полковник понял — он на войне. На этот раз судьба улыбнулась ему. «Духи» огонь не открыли, Герасимов дал по газам, держа в одной руке наготове автомат, другой — управляя машиной.
Так они благополучно разъехались. Знали бы духи, что человек в уазике и есть тот самый комбриг Герасимов, который в будущем крепко попортит им кровь!
Однако все это было впереди. А в тот день полковник благополучно
Когда штабная колонна дошла до места назначения, первое, что сделал Герасимов, — приказал выйти из строя тем, кто прежде не бросал гранату. Таких набралось немало — тридцать человек.
Что оставалось делать? Организовали занятие по гранатометанию. И тогда же, на этом занятии, первое ранение в Афганистане получил командир взвода связи. Лейтенант вообще никогда не держал в руках гранаты, кое-как бросил ее. Она упала метрах в десяти, взводный попытался спрятаться, повернулся к гранате задом, и ему оторвавшимся запалом разворотило ягодицу. Лейтенанта срочно доставили в госпиталь в Шинданте, и доктор пообещал вскоре вернуть взводного в строй живым и здоровым.
Надо сказать, что слово он свое сдержал.
Так начинался Афганистан для комбрига Герасимова. Однако гранатометание, первое ранение офицера бригады на шинданском полигоне, было скорее предтечей к войне. Потому как Шиндант — лишь промежуточный пункт на пути герасимовской колонны.
Вскоре к ним присоединили еще одну колонну строителей, и они двинули в Лашкаргах — месту постоянной дислокации управления бригады.
В дороге комбригу было о чем подумать. Он в глаза еще не видел этого Лашкаргаха, где предстояло ему провести ближайшие два с лишнем года, но обстановку в районе он знал прекрасно. Месяц назад Герасимова вызвали из Копчагая в Москву, к начальнику ГРУ. Собрались генералы, офицеры, по стенам развесили карты. Началось совещание.
Генерал армии Петр Ивашутин показал указкой на карте, обращаясь к Герасимову:
— Вот тут, в Лашкаргахе, и развернете штаб и управление бригады. В ваше подчинение поступает третий, шестой, седьмой батальоны спецназа. На месте предстоит сформировать восьмой батальон.
Герасимов глядел на карту, в то место, куда уперлась указка начальника ГРУ, и не мог взять в толк. Он находился в здравом уме и твердой памяти и прекрасно помнил, каким цветом на карте обозначается противник. Синим и только синим. Но там, где ему предстояло развернуть управление бригады, другого цвета не было вообще. А еще стояли цифры — 300, 500. Они обозначали численность банд моджахедов.
— Вопросы есть? — спросил генерал Ивашутин.
Герасимов поднял руку.
— Ну что у тебя, комбриг?
— Товарищ генерал армии, как же я там? Вокруг одни банды.
— Ничего, комбриг. Войти мы тебе поможем. А там сам развернешься, разберешься, — успокоил Ивашутин.
«Да уж, развернешься», — думал про себя Герасимов, вспоминая карту в кабинете начальника ГРУ.
Но, как говорят, глаза боятся, а руки делают. Все рано или поздно кончается. Закончился и марш герасимовской колоны. В Лашкаргахе их встретили десантники из 103-й воздушно-десантной дивизии. Они развернули палатки и ждали спецназовцев. Комбат десантного батальона доложил комбригу о проделанной работе, гордо показал: мол, вот он, палаточный городок.