Тайное братство

Янг Робин

Ее мать провела годы, отскребая полы и принося в дом какие-то жалкие крохи. Время создало вокруг женщины непробиваемый панцирь. Она уже не была способна ни любить, ни принимать любовь и давно забыла, что такое чувства и мечты. Овейн этого не понимал. Ему была ведома лишь смерть, таящаяся на острие меча.

— Уилл Кемпбелл!

Уилл оглянулся. К нему направлялись два сержанта из младшей группы.

— Мы смотрели, как ты сражался на турнире, — сказал веснушчатый мальчик со вздернутым носом.

—

Ну и что?

— Покажи награду, — попросил второй.

Уилл вздохнул. Поставил кувшины с водой на землю (он нес их в конюшню наполнить кормушки), сунул руку в карман туники. Вынул медную бляху, свою награду за победу в турнире. Протянул веснушчатому.

— Вот.

Мальчики начали с благоговением ее рассматривать. В это время из лазарета вышел сержант.

— А как называется твой последний прием? — спросил мальчик с веснушками.

Уилл не ответил. Потому что увидел Гарина. Уилл узнал его только по волосам.

— Боже! — выдохнул он, не обращая внимания на малолеток. Выхватил у мальчика бляху и побежал.

Правый глаз друга прикрывало распухшее веко. Тугое и отвратительно багровое. Все лицо покрывали сливово-пурпурные ссадины. Раздута была не только губа, но и вся правая сторона лица, как будто он подложил под щеку ком материи.

— Гарин! Что?..

— Отстань, — буркнул тот.

Уилл положил бляху в карман и схватил друга за плечо.

— Это сделал Циклоп?

— Не называй его так! — Гарин сбросил его руку и рванулся в проход, ведущий к пристани прицептория. Уилл последовал за ним.

Там, у причала, негромко поскрипывая, стоял на якоре «Терпеливый». Корабль, на котором они поплывут в Париж. Широкая неуклюжая галера с двумя мачтами, высокими бортами и похожими на веретено башенками в носовой части. Это неповоротливое судно с палубой на корме, построенное для перевозки грузов, сильно отличалось от стройных боевых кораблей. Над переплетенными как паутина корабельными снастями реял черно-белый флаг ордена тамплиеров, его самый главный символ. Полотнище хлестало по фок-мачте. Охраняющие корабль матросы проводили взглядом вышедших на причал сержантов и вернулись к игре в шашки.

Гарин постоял некоторое время со сжатыми кулаками, потом сел.

Уилл устроился рядом. Посмотрел на воду. Казалось, по Темзе разбросали тысячи осколков разбитого зеркала. Блеск слепил глаза.

— Как он мог сделать такое? Ведь ты его плоть и кровь.

— Я проиграл турнир. Он рассердился.

— Когда это случилось?

— Вчера.

Уилл кивнул:

— Я не видел тебя на ужине.

Гарин усмехнулся:

— Побои — ерунда. Я их заслужил. Потому что проиграл.

— Заслужил? — Уилл покачал головой. — Что сказал лекарь?

— Глаз не поврежден. Когда отек спадет, я смогу видеть.

— Слава Богу.

— Может, пока надеть на него повязку? — сказал Гарин отворачиваясь. Затем достал из туники тряпичный мешочек с резко пахнущим темно-зеленым веществом. — Брат Майкл дал примочки делать. — Он посмотрел на мешочек и замахнулся, намереваясь швырнуть его в реку.

Уилл поймал его руку:

— Не надо! Лучше сделай примочки, скорее поправишься.

Гарин посмотрел на него и вдруг рассмеялся сдавленным истеричным смехом. Затем резко замолк.

— Давай я попрошу Овейна, чтобы он поговорил с твоим дядей, — сказал Уилл.

— Не надо, — раздраженно бросил Гарин. — Это наше семейное дело. Пусть остается как есть.

— Но этот мерзавец зашел слишком далеко, — пробормотал Уилл. — Ты совсем не можешь ему и слова против сказать?

— Как и ты своему отцу.

— Но отец никогда меня не бил.

— Но ты же сам однажды сказал, что лучше бы он тебя избил, — глухо проговорил Гарин. — Что кулаки лучше, чем молчание.

Уилл стиснул зубы.

— Мы говорим сейчас не обо мне.

— Дядя просто хочет подготовить меня к посту командора. Он желает мне добра. А наказал, потому что я провинился. Он вовсе не злодей. Я сам во всем виноват.

— Как ты можешь так говорить? Ведь он сделал тебя другим. Помнишь, как мы раньше чудили?

— Мне почти четырнадцать, Уилл. Как и тебе. Если бы не снисходительность Овейна, тебя уже давно отсюда выгнали бы за нарушение устава. Пора становиться мужчиной.

— Если быть мужчиной означает стать мрачным и злым, то я лучше останусь таким, какой есть. А большая часть устава — ерунда. Там даже предписано, как следует резать сыр за обедом! Какое отношение это имеет к рыцарству?

Гарии вздохнул:

— Может быть, ты вообще не хочешь стать рыцарем?

— При чем здесь я? — возмутился Уилл. — Твой дядя перестарался. Это уже не наказание, а почти убийство.

Гарин невесело улыбнулся.

— Ты думаешь, он первый, кто начал меня бить? Моя мать, когда ей что-то не нравилось, хватала палку, а учитель, если я плохо отвечал урок, брался за ремень. — Глаза Гарина вспыхнули. — Ты не знаешь, Уилл, как тяжело, когда все время требуют, чтобы ты оправдывал ожидания. Когда любой твой промах считается чуть ли не преступлением. — Он посмотрел на Уилла. — Ничего ты не понимаешь.

— Послушай, Гарин, — тихо начал Уилл, — я, кажется, придумал, как его остановить. Он связан с сарацинами. Одному даже на несколько недель дал своего коня и…

— Тебе не понять, почему он так ко мне относится, — продолжил Гарин, не слушая. — Ему нужно, чтобы я все делал хорошо. Если бы Овейн относился к тебе жестче, ты был бы лучшим сержантом.

— Что? — удивился Уилл.

— Тебе все сходит с рук только потому, что ты хорошо владеешь мечом. Но все равно ты никогда не станешь командором, как я. Потому что ты простолюдин! Это я повторяю слова дяди, — быстро добавил Гарин. — Он так думает. Требует не водиться с тобой и разговаривать только во время тренировки на турнирном поле. Дядя считает, я из-за тебя не оправдываю его надежд.