Тайное становится явным
Шрифт:
— Он буквально рвется к ней. Такое ощущение, что у Федора Григорьевича там водка и пистолет.
— Сейчас посмотрим, — сказала женщина и начала смещаться вбок. Оторвалась от видоискателя, опустилась на корточки перед солидным кожаным изделием, глянула внутрь.
— И что там? — поинтересовался сообщник.
— Невероятно, — сказала женщина. — Водка и пистолет.
Оба непринужденно рассмеялись.
— Итак, поговорим о коррупционных преступлениях в Российской армии. Их денежный объем в текущем году лишь по официальным данным превысил три миллиарда рублей. Активно выявляются взяточники, переправляются в тюрьму, но… порой возникает ощущение, что происходит это где-то на другой планете. По данным компетентного источника, неофициальный доход одного лишь Федора Григорьевича, который в женской ночной рубашке смотрится не очень мужественно, только в этом году составил более 150 миллионов рублей. Вы ловкий специалист по воровству бюджетных средств, Федор Григорьевич. Приведем для примера нецелевое использование денег, выделенных на оборудование полигона в Шиловском. На полигоне по-прежнему запустение и ветер свищет, зато руководство гарнизона ездит на новеньких «Вольво». Производились различные махинации при проведении аукциона на
— Динах!!! — взревел оскорбленный генерал, но уже побоялся бросаться. — Что ты несешь, щенок?! Ты на кого тут поклепы возводишь?!
— Вас не очень любят в войсках, Федор Григорьевич, — продолжал злоумышленник, — и полагаю, есть за что. Вы сделали все возможное, чтобы отправить в отставку генерала Любимова — честнейшего и порядочного человека, и оказаться на его месте. Разгорелся крупный скандал в центре «Военсвязь», тесно сотрудничающем с гарнизонным руководством, — вскрылось хищение на сумму 300 миллионов рублей. Скандал замяли, представили недоразумением — только на взятки вы истратили более десяти миллионов. Забавно, Федор Григорьевич, взяточники тоже дают взятки. Вас едва не уличили в незаконной предпринимательской деятельности — помог надежный тыл. Вы сокрыли сведения о собственном имуществе и доходах. Пятикомнатная квартира на Николаевском проспекте — это понятно. Но как же четыре иномарки, записанные на жену, домик в Карловых Варах, записанный на племянницу-медсестру, две квартиры улучшенной планировки, доверенные на «хранение» зятю? А куда пропали восемь банковских вкладов? Вы просто не знаете, на что потратить эти деньги, фантазии не хватает. Ваш новый дом в поселке Верхняя Ельцовка несколько месяцев строил целый взвод солдат, вместо того чтобы заниматься тем, для чего этих ребят призвали. И ни один сигнал об этом не нашел понимания в контролирующих органах. Ограду и ворота варили в мастерских автобата. Вы ввели систему палочных наказаний для тех, кто не выполняет план, и рядовому Никишину ретивый сержант отбил почки. Жалоба до военной прокуратуры не дошла — и к отбитым почкам примкнула отбитая печень. Вы лично следили за выделением средств для нужд офицерского состава, и как же вышло так, Федор Григорьевич, что вы не поставили на учет приобретенную для ведомства квартиру на улице Советской и она самым странным образом оказалась в собственности вашей дочери?
— Динах, я сказал!!! — заревел генерал. — Не было такого, ложь! Ты еще ответишь, урод, за свои слова!!!
— Какие же вы все одинаковые… Какой вы, кстати, в гневе, люди тоже знают, — спокойно продолжал злоумышленник. — Вы обладаете несколькими лицами, господин Баранов. На работе — суровый и жесткий начальник, в семье — доброжелательны и спокойны (за исключением пары срывов), в личной жизни — извращенец и любитель ролевых игр. Дедовщина в эпоху вашего правления расцвела махровым цветом. Вы же не видите в ней ничего предосудительного. Солдаты должны закаляться — в том числе получая пилюли от старослужащих. Гарнизонный суд крайне редко принимает к рассмотрению дела, связанные с неуставными взаимоотношениями — за исключением громких и резонансных. Вы собственными руками избили у себя в кабинете капитана Галечкина — доложившего через голову непосредственного начальства о бесчинствах, творящихся в части. А затем прикрыли извращенца майора Весселя — заместителя командира по воспитательной работе, изнасиловавшего в каптерке приглянувшегося ему новобранца… чью фамилию называть не стоит, но она известна. Вессель — ваш человек, полезный, нужный. А изнасилования не было, какие глупости, разве может человек с безупречной репутацией, отец троих детей, служивший в девяностых в Чечне, кого-то изнасиловать? И этот случай не единичный, Федор Григорьевич. В июле вы в подвале выбили зуб офицеру роты связистов Петрову, не успевшему завершить работы на полигоне перед внезапно нагрянувшими учениями. Вы сломали ребро заместителю начальника службы тыла, который не успел подсуетиться перед приездом высокой комиссии из округа… Нам очень жаль, Федор Григорьевич, но после того, как данный ролик появится в Интернете — а произойдет это буквально утром, — ваши дни на высоком посту будут сочтены. И даже не потому, что вы украли уйму денег, не потому, что кого-то избили и прикрыли — эти эпизоды уже недоказуемы. А вот из-за этого, что и требовалось доказать, — злоумышленник ткнул пальцем в трещащий по швам пеньюар. — Парадоксально, но вас отправят в отставку за то, в чем нет ничего незаконного. Каждый волен одеваться в то, что он считает нужным, и вести себя при этом так, как ему заблагорассудится. Вы хороший человек, никого не убили… Улыбочку, Федор Григорьевич. Вас снимают крупным планом. Коллега, приблизьте, пожалуйста, личико нашего подсудимого…
Униженный генерал-майор тяжело дышал. Глаза блуждали, словно сорвавшаяся с шестеренок карусель. И вдруг случилось что-то невероятное! Картина «Не ждали, блин». Грузное тело стремительно вывернулось, треснуло дамское белье, практически оголив его носителя, и упитанный казнокрад совершил прорыв, которому позавидовал бы и генерал Брусилов! Он метнулся к женщине, выстрелил рукой, выхватывая у нее камеру, та испуганно вскричала, затем ударил в живот, схватил за плечи и, прикрывшись ею, стал отступать к двери. Глаза его злорадно заблестели. Злоумышленник растерялся, стрелять было поздно, да и не собирался он ни в кого стрелять. Его подруга обвисла, схватилась за живот. Черт возьми, какой прокол! Он чуть не задохнулся от возмущения, когда женщина жалобно застонала. Бросился прыжками через комнату, но генерал уже провернул собачку на двери, оттолкнул
— Ты в порядке, милая? — выплюнул мужчина, хватая женщину за плечи.
— О да, дорогой… Это что-то бесподобное… Сейчас полегчает, он не очень сильно ударил, догони его… а я подтянусь…
Он выбежал из номера, машинально проверяя, на месте ли маска, помчался за ублюдком олимпийскими прыжками. А генерал оказался не таким уж тюфяком, молодец, есть еще порох в пороховницах. Прижалась к стене постоялица, идущая в свой номер, выпучила глаза, когда мимо нее с ревом падающего бомбардировщика промчалось что-то волосатое в розовых лохмотьях. Оторвалась от стены и вновь прижалась — когда вдогонку за первым промчался второй, спортивно сложенный, в страшноватой маске. Генерал имел все шансы уйти, скатиться с лестницы, доораться до охраны. Но допустил ошибку — обернулся, прежде чем скакнуть на лестничный марш. И споткнулся, схватился за косяк у проема, но камеру не уронил. Треснулся челюстью об стену, а пока собирал себя в кучку, на него уже налетел злоумышленник в маске, повалил, принялся вырывать камеру. Но не тут-то было! Генерал извивался, пыхтел, бился всем, чем мог, даже головой, но ценную вещь не отдавал. Засандалил злоумышленнику лбом в переносицу, ударил пяткой по чувствительной мышце на бедре. Тогда преступник скатился с него, стиснул кулак и начал бить — по челюсти, по вытаращенным глазам, пробил ладонь, которой тот пытался защитить лицо… и буквально вырвал победу на последней секунде! Баранов взревел от боли, разжал руку, и камера скатилась на пол. Ее подобрала подоспевшая женщина в маске. Где-то на лестнице уже кричали, топали охранники, а в этом солидном гостиничном комплексе охрана и служба безопасности были что надо. Мужчина в маске все не мог остановиться, он кипел от ярости и превращал физиономию оппонента в кровавую маску.
— Хватит, милый, ты увлекся, не стоит он того, — потащила его за рукав подруга. — Бежим, достаточно! Это же не свадьба — баяниста на меха рвать!
Он проснулся среди ночи. В ушах гремело, словно товарняк промчался. Помотал головой, вытрясая посторонние шумы. Грохот удалился, остался разноголосый вкрадчивый шепот — тараканы в голове что-то энергично обсуждали… В квартире было тихо. Из ванной комнаты, дверь в которую была открыта, доносился звук падающих капель. Прохудилась сантехника, а починить некогда…
Прислушался — не обманчива ли тишина. Покосился на лунную дорожку, проложенную от окна к креслу. Что-то частенько стал он просыпаться по ночам от нехороших предчувствий, кошки скребли на душе.
— Что такое? — заворошилась и приподнялась лежащая рядом женщина. — Что-то случилось?
— Неспокойно на душе… — пробормотал он. — Слышала, что в городе творится? А вдруг эти «мстители» и к нам придут? Мы же таких дел, черт возьми, натворили, мы с тобой закоренелые злодеи…
— Вот это да… — гулко прошептала женщина. — Не могу поверить. Неужели события нас обогнали? Ведь мы сами, дорогой… «мстители». Или, пока я спала, что-то изменилось?
— А, точно… — мужчина откинулся на подушку и невесело рассмеялся.
— Я знала, что рано или поздно нам отзовется… — женщина придвинулась ему под бочок и обняла за шею. — Мы с тобой, как те эсэсовцы, что каждый день отправляли евреев в газовую камеру, а потом практически до единого тихо вымерли в расцвете лет без постороннего вмешательства — от непомерного психического груза. Даже не верится, что когда-нибудь мы заживем спокойно. Ходим на эти акции, как на работу, — а это, знаешь ли, спорное удовольствие. Понимаю, что надо, сама напросилась, но… Я вся уже в морщинах, не замечаешь? Волосы от стресса выпадают…
— Это молочные волосы, успокойся, — пошутил мужчина. — А жить спокойно мы, по крайней мере, пытались. Но не вышло… Как твоя производственная травма?
— Все прошло, не бери в голову… Просто на душе хреново после этого борова. Как вспомню, бр-р-р… Такое ощущение, словно он изнасиловал меня…
— Да, нехорошо получилось… Знаешь, я проголодался, — он пружинисто поднялся с кровати. — Видимо, не только плохих парней по ночам терзает голод. Что у нас на кухне? Парочки таблеток от голода не найдется?
— Холодильник, сковородка — там найдешь свои таблетки, — вздохнула женщина. — Я вчера их с избытком нажарила. Иди уж, заправляйся, горе мое ненасытное. — Она включила тусклый свет над головой, и на мужчину устремились печальные глаза.
Он наклонился, чмокнул ее и побрел на кухню — свет не дальний. Площадь съемной квартиры составляла тридцать метров, все необходимое находилось под рукой. Пожевав в лунном свете и запив все водой, завернул в ванную — почистить зубы. Из зеркала на Никиту Россохина взирал угрюмый мятый мужик с коротко стриженной окладистой бородкой и длинными волосами. Больше всего на свете он хотел постричься, но опасался — шевелюра была частью имиджа. Глаза запали в черепную коробку, их окружали фиолетовые припухлости. Под правым глазом красовался глубокий шрам — не бутафорский, самый настоящий шрам, кардинально меняющий внешность его носителя. Три месяца назад Никита с Ксюшей Левторович окольными путями покидали Подмосковье. После тарарама, учиненного в Качалове, их преследовала вся полиция региона, весь ОМОН и части спецназа. Они перемещались проселочными дорогами, объезжали населенные пункты, через день всплыли на окраинах Тулы, еще через три — в Саранске, потом в Самаре, в Орске Оренбургской области. На Южном Урале прожили неделю — достаточный срок, чтобы через старых знакомых Никита мог справить фальшивые, но качественные документы — деньги пока имелись. В ожидании паспортов провели неделю в съемной комнате барака — район не самый благополучный, проживали там представители социального дна, не пользующиеся Интернетом и плохо знакомые с ТВ-новостями. Но однажды Никите пришлось вмешаться в семейную разборку — подвыпивший сосед, плохо ладящий с головой, бросился с ножом на жену. Голоса в голове проинформировали, что благоверная ему изменяет! Никита, прибежав на шум, врезал алкоголику под дых, но тот успел во время падения махнуть ножом и оставить след на лице оппонента. Непонятно, как подставился, сонный был. После этого с квартиры пришлось съезжать, отметина сохранилась (в новом паспорте тоже), и несколько дней опечаленная Ксюша пристально разглядывала его новое лицо и не могла определиться, украшает ли его шрам. Потом сказала: «Ладно, это тебе вместо пластической операции».