Тайное становится явным
Шрифт:
— Давай, — согласился повеселевший партнер. — За что бухаем, Назарыч? Чтобы «мстители» нас не достали? В курсе-то, что в городе творится?
— Пусть только рискнут, — свел на переносице клочковатые брови Назарыч и похлопал по прикладу висящего за спиной «Моссберга 500». — Со мной такие номера не прокатят — решительно пресеку. Да и не верю я в этих «мстителей», Евгеньич. Держу пари, что с этими чмошниками кто-то старые счеты сводит.
Выпили по второй. Похорошело.
— Можно и поохотиться, — рассудительно изрек Назарыч и покосился на огромный, отливающий металлом «Хаммер», на котором прибыл его товарищ. — Крутой ты стал, гляжу, Евгеньич, вон какую громадину прикупил. От тебя теперь шарахаются, поди, на дорогах.
— Ага, — хихикнул человек в бушлате. — Даже трамваи дорогу уступают.
Усилился ветер, пригнул высокую траву. Тучи рваными хлопьями неслись по небу, временами начинало моросить, но быстро прекращало. Холода охотники не чувствовали — качественный первачок грел и повышал настроение. Петляющая грунтовка тянулась вдоль обрывистого берега Чумаринского озера, заросшего камышами, карабкалась далеко на севере на холм, покрытый сосняком. С обратной стороны дороги, в сотне метров, за бурьяном и нагромождениями камней, начинались угодья Камышинского заказника — охраняемой территории в несколько тысяч гектаров, покрытой живописными лесами, в том числе дубовыми и вязовыми. Сорок километров от города. У мужчин договоренность с администрацией имелась, мол, приедут отдохнуть три товарища, вы уж устройте им прием, не ропщите, всех оленей не прибьют, волноваться нечего. Пристрелят парочку — ничего страшного. Главное, чтобы товарищи остались довольны, им тут свои дела еще решить надо. Егерь в компании не задержался — показал пригодный для охоты лес и поспешил убраться на своем «уазике». Никто и не задерживал старика — сами с усами. «Оленей не найдем — так уток постреляем. Уток не найдем — комаров покормим», — хихикал Назарыч. Теперь двое поджидали третьего, который где-то задерживался. Повеселевший мужчина в полицейском бушлате — заместитель начальника областного ГИБДД Атаманский Григорий Евгеньевич — рассказывал «гаишный» анекдот, энергично жестикулируя:
— … А раз уж клюнул, то не отпускай. Радаром его ловишь, палочкой подсекаешь и резко на себя…
Его товарищ — крупный чин в городском ОБЭП Иван Назарович Ломов снисходительно хмыкал. Потом запел:
— А где ж ты, друг, наш третий друг… Давай-ка помянем дружно черта, глядишь, и материализуется Борисыч.
Помянули очень кстати. Послышалось рычание мотора, через косогор перевалился черный, как сажа, «Рэндж-Ровер», подъехал и встал впритык к «Хаммеру». Назарыч украдкой поморщился — в сравнении с этими писаными красавцами его «Террано» смотрелся как бедный родственник.
— Прибыли наконец-то, — проворчал Атаманский. — И что изволите, Борис Борисович, троекратное «ура» в вашу запоздалую честь?
— Да какие, к черту, прибыли, сплошные убыли. Ладно, можно без речевок и приветствий, — посмеиваясь, спрыгнул с подножки опоздавший товарищ — невысокий, кривоногий, с блеклым лицом, в щеголеватой куртке, отороченной мехом. Председатель правления коммерческого банка «Мегатраст» Борис Борисович Шубин.
Извиняться за опоздание он не стал, вытащил из багажника рюкзак, чехол с охотничьим ружьем. Поежился, опасливо глянул на снующие по небу тучи.
— Ну, вы и отмочили, мужики. Ну ее на хрен, эту охоту, да и какой из меня охотник? Почитай, уж лет двенадцать с ружьем по зарослям не бегал…
— Ты у нас теперь исключительно на акул охотишься, — рассмеялся Атаманский. — В Майами, с борта собственной яхты. Совсем уже забыл, как родные олени и осины выглядят.
— Бухни, Борисыч, — плеснул ему в стакан Ломов. — Быстрее в роль вживешься. Да пей, пей, говорю, это посильнее твоего португальского «Саваша»…
— Какую гадость вы пьете… — банкир высосал стакан, и кровь прилила к физиономии. — Нет, мужики, серьезно, затея у вас какая-то уж больно бредовая, не по погоде. И чего вас понесло на охоту?
— Не врубаешься ты, Борисыч, — охотно объяснил Ломов. — Побродим по природе пару часов, для здоровья опять же полезно, глядишь, подстрелим какую-нибудь животину. Развеемся — без егерей, без свиты, собственным коллективом. Потом на базу вернемся, о делах наших скорбных покалякаем. Базар имеется, мужики, — такими темпами, если мер не предпримем, скоро в минус уйдем. Потом нам баньку товарищи обещали, угощенье, девочек опять же… хм, быстрого приготовления, но хорошеньких, посидим, развеемся от тоски городской. Ты вдохни этот воздух, Борисыч, — чуешь чистоту? Кислород — хоть захлебнись. Это тебе не городская экология…
— Переходящая в онкологию, — хрюкнул Атаманский.
— Точно, — кивнул Назарыч. — Пошли, короче. Чувствую, что подстрелю сегодня красавца…
Особой страстью к благородному мужскому занятию никто из присутствующих не отличался… Экипированы были на совесть. Одеты — хоть на полюс, помповик «Моссберг», два нарезных охотничьих карабина «Сайга» с магазинами на восемь патронов — творчество Ижевского механического завода. Да и чего уж греха таить, безнаказанно пострелять там, где не приветствуется, — всегда приятно.
— Друг дружку не зацепите, — поучал Назарыч, когда они приблизились к опушке. — А то бывали случаи. И не растягивайтесь, мужики, живенько топаем.
— Только ты, это, Назарыч… — бормотал, посмеиваясь, банкир, — далеко нас в лес не заводи, мы же не поляки тебе…
И словно бес попутал, только в лес вошли, как потеряли друг друга из виду! И что за народ такой… Заповедник лишь со стороны представлялся проходимым. В нем хватало ловушек и сюрпризов. Листва практически облетела, лишь на молодых березках и осинах еще цеплялась за ветки — багровая, желтая, сморщенная. Земля, заваленная листьями, податливо прогибалась под ногами. Хрустели сучья и коряжины, голые ветки цеплялись за одежду. Вставали залежи бурелома, отмерших стволов и ветвей — их приходилось обходить, одновременно защищая глаза от корявых сучьев.
— Нормально… — бормотал Назарыч. — Это поначалу тут хреново, а скоро в дубравушку войдем…
Он ускорился, а когда оглянулся, всплеснул руками от досады. Банкиру Шубину приспичило отлучиться в кусты. И что за натура утонченная — вот встань где хочешь да сделай свои дела, так нет, душа требует уединения. А гаишник Атаманский, идущий справа, обнаружил по соседству глубокий овраг, забрался в него и теперь орал оттуда, как глашатай:
— Эй, мужики, да тут еще опята не вымерли! Мать честная, их тут целое море! Вы идите, идите, я догоню!
Вот же душа грибная. Для одних безнаказанно летящая утка — повод стать невротиком, другие даже в луже после дождя готовы с удочкой сидеть, третьи лишь о грибах и думают — хотя деньжищами ворочают такими, что могут все рынки в городе скупить — вместе с бабушками, торгующими дарами леса! Иван Назарович махнул рукой и решительно зашагал вперед. Не потеряются, не маленькие. Он опасливо прощупывал почву под ногами, обходил подозрительные впадины, забитые листьями и похожие на замаскированные ловушки, пролезал между деревьями, отгибая ветки. Вопли Атаманского скоро заглохли, банкир куда-то сгинул. Ломов остался один посреди смешанного и не очень гостеприимного леса — чему, в принципе, не расстроился. Продолжал движение, надеясь, что скоро эта чаща рассосется. Забрезжил просвет, замаячила поляна, Ломов ускорил шаг, он уже практически вышел на опушку, пролез через раскидистый боярышник, раздвинул ветки. И застыл, завороженный, с открытым ртом…