Тайнопись
Шрифт:
Вот такая супружеская верность по-европейски, принцип невмешательства с принципом сепаратизма соседствует. И всех это вполне устраивает. А малайцы, небось, вместо пива чистый кокос пьют, а если с пальмы спуститься соизволят — так и свежим женьшенем простату обмоют, не чета гнилым европейским пришлёпкам.
Ладно, разные попадались. Вот была одна садистка средних лет, но с фигурой. (Фигуры и бюсты у них есть, этого не отнимешь, за это на многое глаза закрыть можно). Так вот эта садистка пригласит в гости и сидит себе, телевизор смотрит. И ты сиди, смотри, не рыпайся. И не тронь, разумеется. Садо-мазохизм называется, СМ. А как она свое садистское удовольствие получит, потом, пожалуйста, трахай ее сколько влезет, только корректно и «без всяких развратных поз», а если чего вякнешь — то холодно так ответит: «Скажи спасибо,
Или начнет, например, внимательнейшим образом дату годности на презервативе изучать — не просрочена ли случаем?.. Сперва очки ищет, потом цифирьки разбирает. Вначале сообщит, что времени для птичкованья мы имеем с 11.30 до 12.15, ей на работу рано вставать. Потом мазями мажется, постель стелет, одежду раскладывает, носочек к носочку, трусы разглаживает, лифчик развешивает, чтобы не помялся, не дай бог… Словом, только завещание остается написать. Ну а как за полночь перевалило — все, шлюс, спать пора. Принципы, брат, ничего не попишешь.
Была тут еще одна старая рухлядь, так она, проклятая, вообще чуть меня не угробила, до сих пор не знаю, как спасся. Она, ведьма, на свете больше полувека прожила и не знает, что член нельзя как насосом втягивать, что существует т. н. «головка», на которой расположены т. н. «нервные окончания» (и даже в большом количестве, как известно из анатомии 8 класса). И что если эту несчастную головку изо всех сил втягивать в себя, как пылесосом, да еще клыками поддевать, то этому даже два больших «Смирноффа» не помогут, только чистый медицинский спирт с морфием или общий наркоз с аминазином. И тянет она его обязательно куда-то вниз. Объясняешь ей сто раз, что когда он вниз смотрит — он писать, а не трахаться хочет. Так нет, как об стенку горох, забывает каждый раз, да еще огрызается: «Другие молчали, а ты что, особенный, что ли?..» Конечно, малайцам после кокоса и женьшеня все равно, куда и как пихать, а я все-таки бледнолицый, с остатками нервной системы, меня это удручает.
И насчет клыков я ей часто пытался объяснить: и на словах, и на пальцах, и на схемах, на бумаге (наши девочки эту нежную ласку в крови несут, с генами). Теоретически как будто врубалась, буклями жидкими трясла, но как до дела доходило — рвет, как немецкая овчарка белорусского партизана, полный каракас! (Это по ТВ дикторы шутили: в Школе оргазма, мол, одна дама, вместо того, чтобы во время тренировочного минета ласково произносить учебное слово «Ве-не-су-е-ла» с членом во рту, вдруг в панике забыла слово и прокаркала во всё воронье горло: «Ка! Рра! Кас!» — отчего партнер чуть не отдал богу душу и хвост).
Они так этого равенства жаждут, что даже до смешного доходит. Сосед буквально вчера жаловался: немка ему не дала, потому что, как потом выяснилось по ее же словам, он был «приторно вежливым» — это значит: зажигал спички, когда она брала сигарету, подливал в бокал, когда тот был пуст, и хотел помочь надеть плащ, когда она собралась уходить. Если равноправие — то равноправие, и нечего унижаться, она это всё так поняла. И не дала из вредной злобы.
Так что, брат, когда в Европу соберешься — то забудь всё, чему тебя учили в детстве, и если увидишь у женщины во рту незажженную сигарету, то не вздумай щелкать зажигалкой, а вырви эту сигарету и выбрось в мусор, ибо курить вредно! Можешь даже легкую пощечину дать, для полного равновесия. Или ноги на стол положить, по примеру далеко продвинутых в этом деле америкашек. Всё лучше, чем пальто подавать и душу живую унижать.
А вообще — тяни себе, родной, наших баб с легким сердцем и радуйся. А про немок знай, что они в лучшем случае машины, а в худшем — пулеметы. И не знаю я, голубая ли у них кровь, но что холодноватая — это точно. И по злобе ли они не кончают или из эмансипационных соображений — точно сказать не берусь, но факт повсеместно дебатируемый.
В заключение хочу поведать тебе, что среди немок, во объяснение их холодности, бытует миф о том, что у каждой женщины где-то там, внизу, на пересечении меридиан и параллелей, есть таинственный, заманчивый и загадочный Г-пункт, найти который так же трудно, как и пещеру Аладдина. Мало кому это удается. Но его следует всё время искать. И поверишь ли, родной, даже старые ведьмы, одной ногой в половой могиле стоящие, у которых и климакс-то давно закончен, склероз в разгаре и маразм на подходе — и те мечтают найти сей аленький
1994, Германия
ВРОТЕРДАМ
Михаилу Синельникову
I
Дорогой друг! Ты опять просишь развлечь тебя чем-нибудь интересным. Разве тебе было мало последнего ночного звонка?.. Моя громкая разговорчивость тогда мне дорого обошлась — как в марках, так и в доносе, который тут же написали благочестивые соседи-немцы, у которых всегда ушки на макушке, особенно в 4 часа ночи и в этой тишине, где после десяти засыпают не только птицы, но и люди. Да что же делать, если друзья по разным континентам раскиданы — где-то утро, где-то полдень, а у кого-то вообще темная беспросветная ночь?.. Уж и не поговорить с ними, душу не отвести?.. Ладно. Попытаюсь по ходу письма развлечь тебя всякой всячиной, что на ум придет, из эфира выудится.
Что нового может происходить?.. Старый Свет, всё по-прежнему. Погода весь год стоит мерзкая, просто душа ноет. И люди какие-то присмиревшие, от погоды ли, от хорошей жизни или от демократии — не знаю, трудно сказать, но всюду тихо, а шумно только там, где шуметь положено. Кстати, для прогноза погоды (обычно плохой) тут найден простой, но сильный ход, а именно: жизнерадостный телеведущий в зелено-желтом пиджаке и оранжевом галстуком бодро рассказывает, что вообще-то погода у нас в Германии всегда хорошая, да вот из Финляндии циклон идет, со стороны Франции тучи, как всегда, бухнут, из Голландии дождями тянет, не говоря о России, откуда одни смерчи, морозы и неприятности, особенно «aus Sibirien» (на эту «Сибирию» уже много всякого прошлогоднего снега списано). А так погода у нас о'кей. И зритель понимает, что к чему: у нас всё хорошо, но, как обычно, противные соседи гадят. Приструнить бы их, да демократия не позволяет. К сожалению.
Но нашего вселенского хамства тут нет. Это, действительно, дорогого стоит и, привыкнув к этому, очень не хочется с человеческого языка на звериный переходить, возраст не тот. Да и выросли мы не под клацанье автоматных затворов и не под шорох купюр, а люди, с кем знакомы были, не закрывали лиц черными масками и не носили бронежилетов… Поздно нам меняться.
На «Роллинг Стоунз» бы успеть или в Баден-Бадене в термах поплескаться. К слову, город этот удивительно тонкий, курортно-легкий, бодрящий, несмотря на то, что рядом с главным казино специальная беседочка когда-то была для тех, кто после проигрыша решил свести счеты с жизнью (чтоб в положенном месте, и трупы не валялись где попало, порядок есть порядок). Но в казино нам с тобой делать нечего. Там, правда, сердце екнуло однажды, когда наткнулся в фойе на невысокого бородатого человека, который, ломая спички, закуривал толстую папиросу, глядя куда-то в никуда. «Достоевский!» И сам он не в беседочке только потому, что жизнь любит всей своей отмуштрованной на каторге душой… Ему еще повезло — тогда хоть ночные рубашки и накидки в заклад принимали. Теперь не то, что накидку — душу живую никто не берет, Мефистофели за услуги лихой процент ломят, перепроизводство льстивых душ.
А ты еще спрашиваешь, что нового… Из Испании — засуха, из Италии — кризисы, с Балкан выстрелы слышны, из Америки гарью потянуло. А так всё по-старому, капиталы правят бал. «Довольство, Сытость и Покой». Что ж, покой одного есть покой каждого. Покой каждого есть покой всех. Вот в чем вопрос, и не следует этого забывать. А кто забудет — тому быстро напомнят, и, будь уверен, выведут под руки с бала, где фаусты своей участи ждут и маются.
Да вот, кстати, чем не история, как я недавно в Роттердаме оказался?.. Это тоже с той сербкой по имени Ёлка связано, о ней я тебе уже рассказывал, как мы, ее три кавалера (молодой немчик, старичок-немец Ханси и я), против нее заговор решили произвести и что из этого получилось. Но интересно, что после того случая мы с Ханси сошлись: несколько раз он по ее поручениям заходил, несколько раз в городе встречались, пиво пили. Деньги у него тогда водились, жена еще на месте была, это потом, дура старая, взяла да и сбежала к кому-то, в приступе климакса, не иначе. И добро бы к молодому или богатому, а то так, шило на мыло менять.