Тайной владеет пеон

Михайлов Рафаэль Михайлович

Зрители в молчании стояли, Армас сидел.

— Пусть встанет! — раздался в тишине звонкий мальчишеский голос.

— Начать корридо, — приказал Армас

Он снял фуражку и вытер батистовым платком взмок­шее лицо. Оглянулся на дипломатов — ни одного взгляда не встретил он, но готов был поклясться, что за каждым его движением следили все они.

Оркестр грянул марш из оперы «Кармен». На арену вышли все участники боя. По старинной испанской тра­диции, одетый во все черное, появился всадник. Быстрые белые лошади вынесли легких пикадоров, которым пред­стояло открыть бой. Затем

со своими дротиками-крюч­ками вышли бандерильерос. Наконец на арене и герои зрелища — смелые, ловкие тореро, завершающие поеди­нок человека с быком метким ударом шпаги и достав­ляющие зрителям больше всего удовольствия тонкой и опасной игрой с разъяренным животным. Один из тореро, облеченный почетным званием матадора, любимец сто­лицы, движется впереди: он в желтой куртке, богато расшитой серебром, ярко-красных, туго обтягивающих ноги чулках и легких лакированных туфлях.

— Вива! — несется со скамей.

Тореро поднимает вверх правую руку, срывает с себя расшитую шляпу-сомбреро и бросает ее в толпу; шляпа бежит по кругу — это почетное право первого тореро столицы, заслужившего отвагой и искусством уважение зрителей.

Внимание толпы переносится на помощников тореро. Их знают, помнят, и однажды полученную кличку им не легко с себя смыть.

— Красавчик! — кричат одному. — Не смотрись в зеркало, когда нужно хвататься за шпагу.

— Убегающий! — Дон Габриэль отвечает презритель­ным молчанием. — Ты когда-то был храбрецом. Тряхни стариной1

Всадник в черном подъезжает к судейской ложе и просит разрешения у жюри открыть бой. По традиции, губернатор провинции вручает участникам боя ключи от загонов с быками.

Всадник, не поворачивая коня, пятится назад; колон­на тореадоров рассыпается по своим местам.

А еще через минуту под барабанный бой из загона вылетает изголодавшийся бык. Сейчас начнется жаркая битва, в которой ловкость и воля человека должны по­бедить слепую стихию.

Марш тореадоров. Первый тореро, как бы желая испытать своего четвероногого противника, легко выбе­гает на арену и подставляет навстречу ринувшемуся на него быку свой красный плащ-мулето. Миг — и животное тычется мордой в алый шелк, а тореро под гром апло­дисментов легко проскальзывает вдоль бычьего туло­вища, приветственно поднимая вверх левую руку. Затем он уступает свое место пикадорам и бандерильерос, вон­зающим в хребет быка длинные копья и короткие дро­тики. Дротики остаются торчащими в загривке, и потому с трибун животное кажется многорогим. Тореро и его помощники продолжают эту игру до хорошего удара шпагой, который валит быка и вызывает бурю привет­ствий на трибунах.

Круг почета для тореро — и на арену выпускается второй бык. Потом—третий, четвертый, пятый... Армас доволен: бойня идет без пауз; толпе нужны зрелища — побольше зрелищ, и она забудет о политике.

Но что это? С последним — шестым — быком, кажет­ся, собирается расправиться дон Габриэль Эспада? Он сбрасывает с себя шляпу и берет мулето. Не иначе, Убегающий набрался храбрости. Зрители давно не ви­дели его в поединке.

— Не пора ли убегать? — летит с трибун.

— Не вырони, Эспада, эспаду! [69]

69

Игра

слов: «эспада» значит «шлага» (исп.).

И вдруг на трибунах водворяется тишина. Дон Габ­риэль медленно подходит к страшному черному быку с налитыми кровью глазами. Подходит так близко, что, кажется, всего один прыжок — и животное проткнет тореро рогами.

Колышется мулето, и тореро отбегает на несколько шагов. Бык делает шаг вслед мулето и решает погнать­ся за раздражающей его красной материей. Он несется, как шквал, еще секунда — и он раздавит тореро.

Оглушительный смех поднимается на трибунах. Что произошло? Почему в этот напряженный для жизни человека момент толпа разражается смехом?

Неуловимым движением тореро выдернул из-под му­лето полковничью фуражку с высоко вздернутой вверх тульей и белым крестом на ней и, пока бык путался в складках мулето, успел нацепить ему фуражку на рога. Белый крест? Да ведь это знак «освободителей», ин­тервентов, заливших кровью гватемальскую землю. Вздернутая тулья? Да ведь это ваша излюбленная форма фуражки, сеньор Армас.

На трибунах поняли замысел дона Габриэля.

Армас резким движением прихлопывает тулью своей фуражки.

— Узнал! — проносится по стадиону.

Ах, как вы промахнулись, сеньор президент, какую неосторожность вы проявили, дон Кастильо! Тысячи глаз следили за вашим движением; что бы вам закурить си­гару или отвернуться к соседу! Но нет! Вы попытались устранить опасное сходство и вы проиграли, дон Кастильо. С этой секунды бой между быком и тореро будет боем между вами и народом.

— Проткни ему тулью, тореро! — Это первый одобри­тельный возглас с трибуны, и Габриэль отвечает легким приветственным жестом.

Сейчас он напомнит гватемальцам, что не растерял всех своих приемов. Он встречает очередной разбег быка, встав на одно колено, и, лавируя мулето, переброшен­ным через шпагу, которую держит в левой руке, за­ставляет разъяренное животное носиться вокруг себя. Улучив какой-то момент, с треском пронзает полотно фуражки, вызывая гром аплодисментов.

— Полковник Линарес, — шепчет Армас, — имя этого тореро не было обозначено в программе. Что здесь про­исходит?

— Мой президент, вы пригласили дипломатов. Умо­ляю, сделайте вид, что шутка вас забавляет, — и только.

Терпение, дон Кастильо. Сзади — дипломаты, репор­теры, фотографы. Делай вид, что это шутка. Старайся изо всех сил! Другого спасения у тебя нет.

— Как тебе нравится этот шут, Хусто? — нарочито громко посмеивается Армас. — Он не может попасть в сердце и потому навесил на рога мишень покрупнее.

О, как вы угадали, дон Кастильо! Габриэль Эспада избрал себе более крупную мишень, чем просто попасть в сердце ни в чем не повинного быка. Кажется, осталь­ные зрители поняли его быстрее президента. Слышите, что они кричат: