Тайны народа
Шрифт:
Она владеет богатством, на ее стороне духовенство. Вы не одни, к вам присоединятся все паразиты, все трусы, все циники, всякого рода властолюбцы, движимые тем чувством страха, который возбудил в них народный суверенитет. Они уже громко говорят о том, что предпочитают демократии королевство, основанное на божественном праве и поддерживаемое в случае надобности казацкой армией, — то королевство, которое у нас существовало до восемьдесят девятого года. Пусть так, но я и мои друзья полны веры в победу и торжество демократии…
Появление комиссара прервало беседу. Лебрен благодаря вмешательству своего покровителя легко получил разрешение взять с собой свои кандалы.
В тот же вечер он выехал в Париж.
Глава XII
10
Лавка уже час назад была закрыта.
Госпожа Лебрен сводила домашние счета, а ее дочь, одетая в траур, тихо баюкала на своих коленях уснувшего ребенка. Жорж, тоже весь в черном (дедушка Морен умер несколько месяцев назад), рисовал на листе бумаги чертеж какой-то столярной работы. С тех пор как он женился, Жорж основал на артельных началах столярную мастерскую в нижнем этаже одного из домов, примыкавших к дому господина Лебрена.
Сакровир Лебрен читал трактат о производстве тканей и время от времени делал пометки на полях книги.
Жаника подрубала салфетки, а Жильдас, стоя у маленького столика, покрытого бельем, складывал различные вещи, предназначенные для выставки в магазине, и наклеивал на них ярлыки с обозначением цен.
Лицо госпожи Лебрен выражало задумчивость и грусть.
Жорж, на минуту отвлеченный от своей работы радостным детским смехом, с невыразимым восхищением смотрел на жену, играющую с проснувшимся ребенком.
Чувствовалось, что какое-то скрытое глубокое горе ни на одно мгновение не покидает этой семьи, скрепленной такими нежными узами любви и уважения. И в самом деле, не проходило ни одного часа, чтобы на память с горечью не приходило отсутствие среди семьи дорогого и почитаемого хозяина.
Скажем в нескольких словах, почему сын и зять господина Лебрена не принимали участия в июньском восстании 1848 года и, следовательно, не разделили тяжелой доли самого Лебрена.
Вначале июня 1848 года госпожа Лебрен решила отправиться в Бретань с намерением сделать там некоторые покупки и повидать своих родственников. С ней поехали Велледа и Жорж, для которых эта поездка была свадебным путешествием. Сакровир в то же время уехал в Лилль по торговым делам своего отца. Он должен был вернуться в Париж раньше матери, но был задержан делами.
Только по своем возвращении в Париж Сакровир узнал об аресте отца, сидевшего в качестве инсургента в Ваннской крепости. Получив это ужасное известие, госпожа Лебрен, ее дочь и Жорж поспешно вернулись из Бретани.
Нужно ли говорить о том, что семья господина Лебрена, насколько могла, облегчала тяжелую участь его тюремного заключения и после произнесения приговора хотела последовать за ним в Рошфор, чтобы иметь возможность часто его видеть? Но господин Лебрен, руководствуясь интересами и удобствами семьи, решительно воспротивился этой поездке. Кроме того, его не оставляла мысль (на этот раз его здравый рассудок был обманут) о близкой, всеобщей амнистии. Он поделился этой мыслью со своей семьей, которая тоже уверовала в возможность амнистии. Ей так хотелось в нее верить! Таким образом, в напрасных, но всегда воскресавших ожиданиях проходили дни, недели, месяцы. Каждый день осужденный получал от своей семьи длинное коллективное письмо, и каждый день он отвечал на него. Благодаря этому ежедневному письменному общению, благодаря также своей мужественности и вере в будущее он терпеливо переносил ужасные испытания.
Семья купца, тихо работая, продолжала сидеть вокруг стола.
Госпожа Лебрен перестала писать. Одной рукой она подперла голову, в то время как другая замерла в неподвижности.
Жорж Дюшен, подметив озабоченность и тревогу на лице тещи, сделал знак Велледе. Оба пристально посмотрели на госпожу Лебрен.
Через несколько минут Велледа нежно сказала матери:
— Мама, ты кажешься чем-то озабоченной, встревоженной?
— Сегодня первый раз в течение
— Завтрашнего, дня? — спросил Жорж. — Почему именно завтрашнего?
— Завтра день рождения моего сына, — сказала госпожа Лебрен, — завтра, одиннадцатого сентября, ему исполнится двадцать один год, и по некоторым причинам этот день должен был быть для нас семейным праздником.
Едва госпожа Лебрен успела закончить свои слова, как в передней раздался звонок.
— Кто это может быть так поздно? — сказала госпожа Лебрен. — Теперь уже около полуночи. Жильдас, пойдите посмотрите, кто это там звонит.
Спустя минуту Жильдас вернулся, держа в руках письмо.
— Это письмо принес рассыльный, — сказал он, — будет ли ответ?
Госпожа Лебрен, бросив быстрый взгляд на конверт, воскликнула:
— Дети, письмо от отца!
Жорж, Сакровир и Велледа быстро встали и подошли к матери.
Госпожа Лебрен взволнованным голосом начала читать:
— «Дорогой, любимый друг! Обними наших детей и порадуй их хорошим известием, которое и удивит их и осчастливит. Я надеюсь скоро увидеться с вами, может быть, даже раньше, чем вы думаете. Когда я говорю «надеюсь», дорогая моя, я под этим словом разумею нечто большее, чем надежда, а именно — уверенность. Я, может быть, с этого должен был начать свое письмо, но хотя я и убежден в твердости твоего характера, но все же боялся слишком сильной неожиданностью, причинить тебе боль. Но вот вы уже свыклись с мыслью увидеть меня скоро, очень скоро. Не правда ли? Я могу, значит, обещать вам, что мы вместе отпразднуем день рождения моего сына. День его рождения начнется сегодня в полночь. Значит, в полночь я буду среди вас, может быть, даже и раньше, потому что, как только рассыльный сойдет вниз, я поднимусь по лестнице и буду ждать. Да, я жду у двери, совсем близко, около вас!»
Госпожа Лебрен и ее дети стремительно бросились к дверям.
И в самом деле — за ними стоял господин Лебрен. Никакому описанию не поддается та радость, с какой семья встретила своего обожаемого отца.
Глава XIII
На следующее утро по возвращении Лебрена семья купца собралась в гостиной. Этот день совпал со днем рождения Сакровира, которому исполнился 21 год.
— Дитя мое, — сказал Лебрен сыну, — ты сегодня совершеннолетний, пришло время показать тебе — ту комнату с закрытыми ставнями, которая так часто возбуждала твое любопытство. Ты узнаешь, что в ней находится. Я объясню тебе цель и причину такой таинственности. И я убежден, дитя мое, что после этого твое любопытство перейдет в чувство благоговейной почтительности. Момент посвящения тебя в эту семейную тайну указан как бы самим Провидением. Со вчерашнего дня, отдавшись охватившим нас нежным чувствам, мы не успели поговорить об общественных делах, между тем у тебя и у вас тоже, Жорж, — прибавил Лебрен, обращаясь к мужу дочери, — вырвались некоторые слова, внушающие мне опасение, что вы совсем упали духом, почти потеряли надежду. Что же произошло такого ужасного? Расскажите мне.
— А то, что в настоящее время палачи самодержавных монархов повсюду зажимают рот народной свободе. Италия, Венгрия, Пруссия, Германия снова подпали под кровавое иго, которое они свергли в сорок восьмом году, воодушевленные нашим примером и рассчитывая на нашу поддержку. Польша и Венгрия затоплены кровью. Нам грозят войска, и свои и чужеземные.
— Это не так страшно, дети! Отцы наши, обутые в простые деревянные башмаки, при Конвенте справились с войсками. И мы сделаем то же. Что касается королей, они убивают, грозят, не помня себя от ярости, а главным образом от ужаса! Они видят, что из крови мучеников, убитых ими, рождаются тысячи мстителей. У этих венценосцев голова идет кругом. И есть от чего! Если вспыхнет европейская война, революция встанет перед ними во весь рост и поглотит их, а в эпоху внешнего спокойствия мирная волна цивилизации поднимается все выше и выше и подмывает их троны.