Тайны огонь-горы, или Полосатое лето
Шрифт:
— Так, спокойно, спокойно, только не надо нервничать, — сказал себе Лешка.
Стараясь медленнее дышать, он поднес фонарь к подводным часам на руке: интересно, надолго ли ему хватит того, что осталось в баллоне? Пульс гремел где-то в висках, волнение мешало сосредоточиться и прикинуть хотя бы приблизительно, сколько воздуха было израсходовано и сколько еще осталось. Получалось, что остается совсем чуть-чуть…
И тогда Лешка натянул фал — ах, как не хотелось ему этого делать! — и трижды дернул за веревку.
Другой конец фала отозвался на берегу, в руках Саши, троекратным подергиванием.
— Три раза, — растерянно моргая, пробормотала она. — Это что? Это же «SOS». Ой, мамочка!
И, спохватившись, девочка вскочила и со всех ног помчалась в сторону лагеря…
Узник подводного тоннеля не мог слышать криков, с которыми просыпался по тревоге мирно спящий лагерь, не мог видеть, как в домиках на берегу озера, словно по цепочке, вспыхивал свет, как к озеру спешила помощь: Достоевский, Клон и инструкторы; следом за взрослыми бежали подростки.
— А ну, марш назад! — оборачиваясь, кричал им Достоевский. — Кому говорят? Нечего вам там делать!
Но те, будто не слыша, мчались к озеру. И впереди — Джейн, Илья, Асисяй и Леннон. Свет электрических фонариков рассекал темноту…
— Вот, вот здесь! — показывая на воду, кричала Саша. — Там вход в пещеру, такой вот… — жестикулировала она, — овальной формы! С козырьком!
— «Я с детства не любил овал, — бормотал Клон, натягивая на плечи акваланг, — я с детства угол рисовал…» Ну, что, я пошел?
— Нет, — неожиданно скомандовал Достоевский. — Стоп! Лучше я сам! Дайте мне этот, как его… акваланг!
— Олег, ты что? — в растерянности подскочил к нему Говорилыч. — Пусть он… он же профессионал!
— Сказал — сам, значит, сам! — твердил до крайности взволнованный Олег Иваныч. — Акваланг мне! Быстро!
Усевшись на прибрежный песок, он дрожащими руками начал натягивать на себя ласты.
Клон усмехнулся. Ему эта ситуация явно казалась забавной.
— Иваныч, приди в себя, — склонился к уху начальника лагеря завхоз. — Ты же никогда… ни разу в жизни…
— Не рассуждать! — рявкнул Достоевский. — Выполнять приказ! Я сам!!
— Пусть сам, — согласился Клон. — Пусть! Вот только его я потом со дна точно вытаскивать не полезу. Ясно?
— Олег, подумай! Если с тобой что случится, — нашептывал Достоевскому Плюшкин, — кто останется командовать спасением… и вообще?!
— Хорошо, — неожиданно уступил Достоевский и повернулся к инструкторам. — Иван, Сережа, Булат! Одевайтесь, пойдете с ним! Да скорее, скорее, ёш твою клеш, у пацана воздух на исходе!!!
Пока инструкторы впопыхах неумело надевали подводную амуницию, Клон ловко нацепил маску, подхватил страховочный фал и, опрокинувшись спиной назад, исчез под водой.
— Будешь за меня! — бросил Достоевский Плюшкину другой конец фала и, прежде чем тот успел что-то ответить, тоже натянул маску и обрушился под воду.
Плюшкин и ребята растерянно смотрели ему вслед.
— Господи, пронеси, — шептал Илья, украдкой осеняя себя крестным знамением. — Господи…
Ребята, сгрудившись, с тревогой всматривались в черную воду…
Используя в качестве ориентира Лешкин фал, Клон по узкому подводному коридору подплыл к неподвижному мальчику, чье лицо казалось безжизненным и бледным. Свет фонаря упал на циферблат прибора, показывающего уровень давления в баллоне — практически на нуле. Нельзя было медлить ни секунды. Клон вынул изо рта загубник своего акваланга, вставил его в рот мальчику, расстегнул на нем ремни крепления и рванул на себя. Еще через мгновение Клон плыл по коридору, увлекая мальчика за собой. А баллон так и остался насаженным на злополучный древесный корень…
Сколько может человек прожить не дыша? Минуту, редко — больше. Клону почудилось, что они плыли целую вечность. Лишенный воздуха, спасатель и сам начал задыхаться и терять силы. Казалось, еще немного — и он, и спасаемый останутся тут навсегда…
Но вот в свете фонарей появились еще двое аквалангистов — инструкторы, посланные Достоевским на выручку. Они подхватили Лешку и Клона и взмыли к спасительному воздуху…
Пять голов одновременно выскочили на поверхность, вызвав на берегу крики радости. С некоторым запозданием следом вынырнула и шестая — голова Достоевского. И менее чем через минуту мальчик со всей возможной поспешностью и бережностью был доставлен на берег…
Только оказавшись на суше, Достоевский почувствовал, как защемило сердце и стало трудно дышать, и зашелся в кашле.
Сменяя друг друга, искусственное дыхание мальчику делали врач Ким Ир Сен и инструкторы.
— Давай, давай! — массируя его грудную клетку, сквозь зубы цедил инструктор по стрельбе. — Шустрее! Давай! Кимовна, нажми ему на живот… вот так!
Но лицо Лешки оставалось неподвижным, абсолютно безжизненным, какого-то синего цвета… Казалось, это и не Лешка вовсе, а его искусно исполненная, неживая копия…
Илья тихо молился. Насмерть перепуганную Сашу била крупная дрожь, — она сама выглядела ничуть не лучше пострадавшего. Не находя себе места, она металась между группой, где откачивали Лешку, и Клоном…
Клон ничком лежал на песке у самой воды и, уткнувшись лбом в ладони, пытался отдышаться.
— Виктор Сергеевич! Хотите, я вам грудь разотру полотенцем? — стуча зубами, еле слышно предложила Саша.
Но Постников только махнул рукой в направлении, где откачивали Лешку: мол, иди туда!