Тайны острова Пасхи
Шрифт:
– Что, мой любимый?
– Я хотел бы найти Атитлана.
– Ты ведь знаешь, что это невозможно. Он лишь во время нашего сна приносит сюда пищу, которую берет у подножия статуи; ведь ты знаешь, что теперь лишь он один владеет новой тайной, открывающей Кириру.
Да, это правда, на ночь он запирает нас в храме.
– А кроме того, он владеет также тайной, которая может уничтожить пещеры. Ты был бы бессилен против его страшного знания.
– Я буду его просить, буду умолять его вернуть нам снова свет.
– А разве ты думаешь, - мрачно сказала Эдидея, - что я не умоляла его, пока ты лежал с безжизненно закрытыми глазами? К тому же твой язык ему непонятен. Это настоящий жрец прежних времен.
Целая буря энергии клокочет во мне. Все, что угодно, пусть даже смерть под развалинами, только не эта мягкая ванна из мрака или лилового света, который делает меня безумным. Я хочу, я хочу вновь увидеть небо, хотя бы сквозь рушащиеся своды!
– Если я найду... если мне удалось бы вновь открыть тайну дверей, Эдидея... ты последуешь за мною?
Дрожь пробегает по ее прекрасному телу:
– Да сохранит нас от этого Инти!.. Ты ведь знаешь, Жан, что я поклялась быть здесь до конца жизни.
– Значит, ты пожертвовала бы твоему богу нашей любовью? Ты осталась бы?
Она прячет свое лицо на моем плече и еще крепче обнимает меня:
– Я поклялась!
– повторяет она.
Нет даже этой надежды!.. Ах, мы прокляты! Для чего же мне это огромное и бесплодное богатство, раз оно только вечная золотая тюрьма?
Я задремал, усыпленный ее нежною ласкою. Там, наверху, солнце садится, наступает вечер. Я думаю о том, что сталось с моими товарищами и что, по их мнению, случилось со мною. О, я знаю, что по крайней мере один среди них, Корлевен - искал меня. Снова пожать его честную руку и испросить прощения его добрых и снисходительных глаз...
Что делают они теперь? В этот час дня мы, обыкновенно утомившись от бесплодных изысканий, возвращались в свой лагерь, в пещеру. Конечно, они теперь соединились вместе, чтобы обезопасить себя от угроз мстительной Корето. Корлевен присоединился, вероятно, к трем остальным, и я в моей беде не имею даже слабой надежды - знать, что он бродит вокруг моей тюрьмы, разыскивая меня; прошло уже слишком много дней; он, вероятно, отказался от невозможного.
Но что это?..
Взгляд мой, устремленный вверх на гаснущее небо, увидел, как что-то движется... Легкая тень, там, наверху, как будто плавает в аквариуме озера... она подплывает к краю прозрачного конуса... она карабкается на него...
– Эдидея!..
Прекрасные серые глаза приоткрываются и улыбаются мне. Я наклоняю над ними свою голову, чтобы они не увидели то, что происходит наверху...
– Эдидея... не пойдешь ли ты взять свой эльзебиль в храме; мне хотелось бы послушать твое пение.
Нежное лицо озаряется счастьем и радостью.
– О, сейчас иду, - говорит она, вскакивая с ложа. Пока она карабкается на уродливую статую, тень достигает почти вершины стеклянного кратера...
– Или лучше знаешь что... жди меня в храме, зажги там лампы. Я приду к тебе.
Она удивляется:
– Но почему же не идешь ты вместе со мною?
Тень достигла вершины. Ага, Атитлан, мы теперь сведем с тобою наши счеты!..
– Дай мне только взглянуть, как погаснет небо - и я приду к тебе. Будь милой, маленький цветочек.
– Иду, - радостно говорит она.
– Принеси с собой корзину с плодами и питье из сахарного тростника.
Она нажимает глаза из зеленого камня, скользит вниз, статуя поворачивается... была самая пора!
Наверху, на побледневшем небе, черным пятном вырисовывается голова среди зубчатых краев отверстия кратера.
Каким образом Атитлан спустится? Я прижимаюсь в угол, готовый к прыжку, который свалит его с ног. Сейчас увидим, мой милый, так ли крепка твоя голова, как моя.
Тень смотрит через отверстие в грот и на мгновение остается неподвижной. Сверху раздается голос:
– Черт побери! Тут не видно ни зги.
Этот голос!.. Электрический факел вспыхивает наверху, пытаясь осветить своими лучами глубокую пещеру.
– Эге! Да ведь здесь глубоко!
Этот голос, одновременно и спокойный и насмешливый?.. Этот факел? Я говорю вполголоса:
– Корлевен!..
Свет внезапно тухнет. Боже мой!.. Если он уйдет. На этот раз я кричу:
– Корлевен!..
– А, значит, я не ослышался: меня позвали оттуда!
Свет снова вспыхивает.
– Корлевен... это я, Гедик.
Раскат радостных восклицаний потрясает стены грота:
– Тысяча чертей!.. Я же говорил им, что он жив!.. Гедик, мальчик мой, это вы?
– Это я, капитан, говорите тише.
– Ладно!
– говорит мой товарищ.
– Вы в опасности?
– В настоящую минуту - нет; но это может случиться каждое мгновение. Как смогли вы добраться сюда?
– Очень просто, - говорит он мне, - этот островок посередине озера все время мучил меня. Я опустился по веревке с гребня кратера до воды; потом я поплыл - и вот я здесь. Я явился бы и раньше, но на острове не было достаточно длинной веревки. Пришлось подождать парусника.
– Парусник здесь?
– Уже два дня.
– А где ваши товарищи?..
– Разве вы не слышите, как они орут там, на горе? Эй, замолчите!
– крикнул он наверх, сделав знак, чтобы там замолчали.
– Черт меня возьми, как я рад!
– повторяет он: - Как спускаются туда к вам?
– Больше нельзя уже спуститься, капитан; цифры переменены.
Я бегло рассказываю ему о проходе в скале, о площадке с каменной плитой.
– Пустое дело, - решает он, - у нас есть динамит.
Нет! Я вспоминаю вдруг о тайне Атитлана, который может разрушить пещеры, а теперь я хочу жить, жить, жить!