Тайны полуночи
Шрифт:
Руки Джинни перебирали шелковые волосы Стоуна и ласкали его мускулистую спину; она выгибалась ему навстречу. Ее тело отвечало ему каждой своей клеточкой, его руки и губы возбуждали ее страсть, и Джинни всем существом устремилась к волшебнику — Стоуну. Тело ее плавилось, горело огнем. Он ускорил темп, и поцелуи его стали еще неистовее. Она отдавалась ему, дарила себя безоглядно. Он был счастлив.
Тело Джинни увлажнилось, желание вспыхнуло еще сильнее.
— Я хочу тебя, хочу, любовь моя! — простонала она.
— И ты меня получишь! — поддразнил он, доводя их обоих до апогея страсти; она все крепче прижималась к нему… миг пронзительного наслаждения — и они блаженно расслабились, не выпуская друг друга из объятий. Тела их блестели, увлажненные, в сердцах царили блаженство и покой.
Джинни положила голову на грудь Стоуна, и, зажмурив глаза, дышала редко и глубоко. Ах, как хорошо, как спокойно и уютно чувствовала она себя в объятиях любимого.
Стоун тоже чувствовал удивительное спокойствие. Я люблю ее, думал он. С другими женщинами я занимался любовью, а эту люблю… Теперь он понял различие. Джинни была создана для него, и это чувство довольства и покоя было — любовь. Он перекатился на бок и нежно посмотрел на нее.
— Расскажи мне еще о себе. Я хочу все знать о моей Джинни Марстон.
Уже заполночь она кончила свой рассказ о себе — детство, юность, все вплоть до сегодня.
— Последнее, о чем я расскажу, это — о моих отношениях с Фрэнком Кэнноном. Он завтра сделает мне предложение, как мне поступить? Если я ему откажу, он выйдет из-под моего влияния.
Стоун не хотел, чтобы Кэннон узнал о его присутствии в городе — он нарочно не брился, чтобы изменить свою внешность. Если убийцей окажется Кэннон или кто-нибудь еще, думал Стоун, я буду счастлив, потому что боюсь ранить ее… или совсем потерять. Теперь он всей душой желал, чтобы Мэтт Марстон не был убийцей Клэя.
— Я не перенесу даже мысли о том, что он коснется тебя или поцелует. Я уже ревную, как бешеный, но, конечно, терять с ним связь нежелательно, хотя… Ты уже видела кошелек с золотом Мэтта в сейфе Кэннона и папку в картотеке проб руды.
Что еще можно с него взять? Не признается же он, что убил Клэя Кессиди! Если расспрашивать его об убийстве, даже обиняками, у него возникнуть подозрения. Нет, дело не в моей ревности — с ним надо расстаться. С опасным человеком лучше не связываться.
— Но если я брошу работу или буду вести себя с ним холодно, тогда-то у него и возникнут подозрения.
— Вести себя холодно? Значит, ты с ним кокетничала? Завлекала его?
Джинни подергала Стоуна за бородку.
— Да нет же. Вернее, завлекать и не пришлось — он сразу начал ухаживать за мной.
— Не удивляюсь. Мое сердце ты украла при первой встрече.
Она погладила его обросший подбородок.
— И никогда не верну его тебе.
— Насчет Кэннона решим так: на работу ты выходишь завтра, как обычно. Ведешь себя осторожно. Я за этот день обдумаю, как нам действовать дальше. Ты обедаешь с ним, выслушиваешь его предложение и говоришь, что тебе нужно несколько дней на раздумье, и эти дни ты не будешь ходить на работу, у нас будет время сориентироваться. Не очень-то удачный план, но ничего другого не придумаешь.
— Ну, что ж, давай так и решим. Где ты остановишься? — спросила она его.
— Ты гонишь меня отсюда, женщина? — спросил он, притворяясь обиженным.
— Если тебя увидят здесь — мы разоблачены. А потом, опасно тебе здесь оставаться. От таких забав бывают бэби.
Он охватил ее лицо ладонями и заглянул в глаза.
— Ну и пусть, Джинни, любовь моя, ведь мы поженимся.
Ее глаза округлились, она приоткрыла рот:
— Ты просишь меня…
— Стать моей женой. — Он поцеловал ее в лоб. — Чему ты удивляешься?
— Ушам своим не верю! — воскликнула она, порывисто обнимая и целуя его.
— Очевидно, эта реакция означает «да»? — засмеялся он.
— Да, да, да! Ты сказал мне лучшие слова на свете. Я люблю тебя, Стоун Чепмен.
— И я люблю тебя, Джинни. Пусть никто не встанет между нами и не разлучит нас. — Когда эти слова слетели с его губ, он вздрогнул: а если ему все-таки предстоит покарать ее отца за убийство Клэя?
Ее пальцы снова трогали его темную бородку.
— Да что же может случиться, мой проказливый проводник? Мы любим друг друга, и ничего друг от друга не скрываем, что же может встать между нами?
— Назначай скорее дату свадьбы, пока я не передумал! — натянуто пошутил он.
— Но мы ведь, конечно, подождем, пока не найдем отца!
Свяжи меня скорее, подумал он.
— А зачем ждать? — сказал он вслух. — Давай сделаем все поскорее. Я не хочу, чтобы мой первый ребенок родился по моему образцу, вне брака.
Она почувствовала, что он боится потерять ее, и была тронута.
— Ты ведь теперь не покинешь меня, Стоун, вот я и не тороплюсь к священнику. И я тебя никогда не оставлю. Давай дождемся отца.
— А тебя не смущает, что я…
— Но ты же не бастард. Твой отец признал тебя и женится на твоей матери.
— Нет, я не об этом. Что я — наполовину индеец, апачи? В наших детях будет течь индейская кровь.
— Я люблю тебя, Стоун. Люблю тебя всего и каждую твою частичку.
— Ты мало знаешь обо мне, женщина.
— Так расскажи мне все, я ведь о себе рассказала.
— Ну, ты знаешь о моем рождении. Я не знал, что Бен мой родной отец, пока не услышал это из уст Стеллы, когда она с ним ссорилась. Я и мать не называл матерью, а тетей Нэн, чтобы не поползли слухи. Хотя люди догадывались, что она — любовница отца. Ее имя, Нандиль, означает «подсолнечник», и она была дочерью вождя.
— Ты — внук вождя? Как замечательно для наших детей и внуков. Тебе есть чем гордиться, Стоун.
— Апачи взяли отца в плен, чтобы получить за него выкуп оружием и сражаться с белыми. Но он показал себя храбрым воином, индейцы полюбили его и отпустили на свободу, Моя мать ушла с ним. Это было тридцать лет назад. Они любили друг друга, но он боялся жениться на ней, потому что люди не любят индейцев, особенно апачей. Если бы его женой стала индианка, ему бы объявили бойкот. Он боялся разорения. И меня боялся признать сыном. Я презирал его за это, называл трусом. Когда я встретил и полюбил тебя, я лучше стал понимать отца. Понял, что любовь — трудная и сложная вещь. Я любил тебя и желал, но боялся сказать тебе об этом. Как отец боялся объявить всему свету, что любит свой Подсолнечник. Когда я покинул дом, я увидел, что люди действительно враждебно относятся к индейцам. Раньше я не хотел этого признать как оправдание для отца.