Тайны третьей столицы
Шрифт:
—...только время терять. В общем, велено, чтобы ты сказал своему москвичу: это были быки из команды дедули. Разнюхали, мол, чего он тут чумится, и решили обнавозить. Так что ему лучше оставить пургу в тундре и притихнуть под крышкой у нас. Мужики, типа, навострились его замочить. И только мы спасем, всосал?
— Ага.
— Где, кстати, он сейчас тырится?
— Не знаю пока, — сказал Димон. — Мы с ним с тех пор только по телефону.
— По телефону можно адресок накнокать.
— По мобиле.
— И по мобиле тоже
— Ладно, учту. Что еще?
— Еще — главное: если он все-таки диск надыбает, сразу его связывай с Тешковым. Напрямую. Если грузанет, скажешь, что ему гонорар корячится. Всосал?
— Ясно. Значит, про Тешкова говорю, если только диск найдет, так?
— Ну, типа того. Но ты ему внуши: те мужики очень даже крутые и замочат, как нечего делать. Пусть побережется. Всосал?
Собеседник Димона сплюнул в исторический памятник рядом с табличкой о переименовании города в честь того, кто сделал Катеринбург знаменитым уже несуществующим подвалом. Оглянулся, и пошел характерной походкой человека, который редко бывает трезвым.
Быков хотел, было, двинуться за ним следом, но решил, что встреча с телевизионщиками для него сейчас важнее. В конце концов, он уже понял главное: люди его здешнего заказчика — мэра, очень хотят, чтобы он боялся их конкурентов — людей губернатора. Ради этого они с самого начала устроили ему спектакль с захватом. Причем, так старательно звали губернатора по фамилии, хотя его все здесь, иначе, как дедушкой не величают, что даже ребенок бы заподозрил лажу.
Но самое смешное, что он и в самом деле побаивался губернаторских. Одно то, что он всюду сталкивался с шестерками мэра — теперь ясно, что и Димон из их числа — и ни разу не засек соглядатаев губера, могло иметь лишь одно объяснение из двух. Либо губернаторские понятия не имеют о некой акции мэрских, в которой его используют за дурачка.
Либо они так четко работают, что их никак не заметишь.
Быкову хотелось бы, конечно, первого. Но на всякий случай приходилось исходить из худшего.
Ибо заезжему дурачку самое хреновое — это попасть в местную междоусобицу.
С этой оптимистичной мыслью Быков и поспешил к памятнику сладкой парочке.
Знакомый моего знакомого
Влад Никрасов пожал ему руку с чувством гордого прискорбия на симпатичной узкой физиономии:
— Здравствуйте. По московскому времени живете?
—Добрый день. Прошу прощения: мы сами не местные, пока спросил, пока нашел... Готов компенсировать моральный вред.
—Принято. Но это позже. Шеф ждет, а он этого не любит.
Разговор с Шеремехом вначале не клеился. Быков и по телевизору-то с трудом понимал его бурлящую, как струя в плотнике, дикцию. Хотя на TV журналист, видимо, старался говорить по понятнее. А в быту его говорок производил полное впечатление невразумительных мыслей вслух себе под нос. Но тем больше уважения вызывали результаты, достигнутые вопреки этому своеобразию.
— Ашоусобченовищетуна и шоуванадот Грем-лина? — вроде бы о чем-то спросил, как показалось Быкову, Шеремех.
Василий озадаченно повернулся к Владу, и тот тактично перевел, как бы дублируя шефа:
— Да, да! Вот именно: а что, собственно, вы ищете у нас, и что вам надо от Гремлина?!
— От него мне нужна помощь в освоении одной программки. А ищу я у вас тут то же, что и все: «щастя».
— Ишоуванужо длаполноващастья?
— Да, да! — подтвердил Влад. — Вот именно: и что же вам нужно для полного счастья?
— На сей момент — только Гремлин.
— Ну-у и? — очень понятно сказал Шеремех, и Быков сам себе мысленно перевел: мы-то тебе Гремлина, а ты нам — чего?
Василий уже открыл рот, чтобы пообещать, что после того, как он тет-а-тет пообщается с Гремлином, у него, возможно, появится очень интересная для телевизионщиков информация.
Но тут раздалась мелодия, широко известная в России, как песня «Взвейтесь кострами, синие ночи», а в остальном мире — как марш солдат из оперы. Большевики щедро делились с народом чужой интеллектуальной собственностью, не считая нужным упоминать ее авторов.
Все трое машинально схватились за карманы, где держали мобильники, но достал аппарат только Шеремех:
— Яшушаю?.. Да, забужаемша. Нет, но... — он зажал микрофон, и спросил у Влада:
— Шо у тя с Абсентом?
— Пока глухо. Ищем то самое кафе, где бросают в воду.
Быков встрепенулся, почуяв выгодный случай.
— Погухо, — продублировал Шеремех в трубку, — едиственаводка: «кафе, хдебосают в реку»
— там этот Абсент то л живет, толбыват иногда... Да, это его дружок-бичара по пьяни проболтался... Понял. До встречи.
Шеремех отключил мобильник, задумчиво потупясь, побарабанил по столу, и поднял глаза на гостя:
— Значит, вам нужен Гремлин?
То ли он стал четче говорить, то ли Быков уже приноровился, но он понял все сам и тут же ответил:
— Да, мне нужен Гремлин. А вам, как я понял
— некий Абсент? Предлагаю баш на баш.
— То есть?
—Я вам помогаю найти Абсента — это тот мужик, который пострадал при штурма Химмаша, так? Про него по телеку был репортаж?
—Да, но только не при штурме, — любивший всех поправлять Шеремех, поправил и Быкова, — а вроде бы при захвате.
— А какая разница? — заинтересовался тот.
— Ну, по версии калово-криминального мэра, сначала заводоуправление захватили нехорошие парни олигарха Федулова, которых якобы послал туда Дедушка. Потом якобы хорошие от депутата Баксова, которых послал он сам, уголовно-маразматический бездельничающий отброс-мэр, взяли заводоуправление штурмом. По его, отброса, версии, Абсент пострадал от людей губера. Следовательно — при захвате.
— Инте-ересно... — задумчиво протянул Быков.