Тайны третьей столицы

Шеремет Иннокентий

—А она не говорила, что слышала скандал? — обнаружил Быков разночтения с тем, что расска­зывал Окулов в роли псевдо-Брылова.

— Н-нет, вроде. Она только каялась, что на деньги польстилась.

— А про диски она что-то говорила?

— Какие диски?

— Компьютерные. Которые якобы в той сумоч­ке были?

— Н-нет, про них я ничего не знаю. Мне она только про деньги говорила.

— А Брылину она про них могла сказать?

— Да вряд ли. Он с ней и не разговаривал поч­ти.

Ему не до этого было.

— А почему вы думаете, что именно ваш друг вас предал?

— Я больше никому про Данилину не расска­зывала, а с ним хотела посоветоваться. Посоветова­лась, — горько хмыкнула Рита, поправляя платок,

— чуть было на чужбине не сгинула. Еле вырва­лась из этой треклятой Турции. Из Москвы домой пришлось по билету с чужой фамилией добирать­ся. Благо, еще проводница сердобольная попалась. Сюда приехала, а тут земля горит под ногами. Всех моих знакомых запугивали, чтобы они про меня сообщали. Ну, если появлюсь.

— Что ж вы сюда-то пришли, если вас ищут? удивился Быков.

— Ясестре обещала помочь детей в сад при­строить. У нас ведь как? Заняться ребенком, пока он еще воспитуем, некогда. И денег на это нет. Зато потом, когда он вором или бандитом станет, тогда, чтобы искать, ловить, сажать и в тюрьме кормить — сразу деньги находятся, да? Значит, чтобы человеку помогли, он вначале должен обво­ровать или еще как-то навредить, да?

— Не совсем так, — мягко возразил любивший точность Быков.

— Почему?

— Потому что денег на детей не дают одни. А вот убивать и грабить те дети, на которых денег не хватало, будут других. А помогать потом и постра­давшим, и преступникам придется третьим. Но тех, кто всю это бодягу организовал, она не затронет.

— Почему это?

— А потому что они часть наворованного тра­тят на охрану.

— Да? Да разве от этого можно охраниться? Они ж по тем же улицам ходят, ездят, их дети тоже в школах учатся. За кого они будут замуж выходить? Где столько заборов понастроят? Вон, у Николая второго целая армия была. Его жена, ца­рица, министров тасовала, как не знаю кого. И что, спасло это их?

— Тут вы правы... Вот вас бы в мэрию, да? Вы надежный человек, с вами приятно иметь дело,

— похвалил сыщик и продолжил расспросы.

Так они и коротали ночь, прогуливаясь по двору районо и потихоньку переговариваясь. Рита с облегчением выложила все, что знала, и чего опа­салась. Но понятнее от этого ситуация для Быкова не становилась.

Получалось, что дружок Риты, некий Костя-Лабуда, якобы два года назад принимал участие в штурме Химмаша. Тогда он по чьему-то заданию искалечил какого-то инженера. И после этого, как сам Костя хвастался, он вошел в огромное дове­рие. Скорее всего, не желая его терять и стараясь выслужиться еще больше, он и доложил кому-то, мол, через Риту идет слушок о неком убийстве.

Вот ей и решили заткнуть рот. Но не просто, кулаком или ножом, а элегантно, с прибылью: и от правдоискательницы избавиться, и толику де­нежек от нее получить вознамерились.

Пока все логично.

Но почему-то, когда Рита героически вырва­лась из турецкого плена, и суетилась, что спасти детей сестры от улицы, ее не трогали? Те, кто сумел ее за сутки охмурить и отправить в туретчину, на­верняка, давно бы ее отловили.

Если бы захотели. Значит, уже не хотят? Что же такого случилось за это время, что лишило устранение Риты актуальности?

Как ни скромен Быков, но ничего, кроме своего приезда и того, что он расколол липового Брылина, припомнить не смог.

Выговорившись, Рита взяла с Василия слово, что он никому и ни за что не скажет, что видел ее, и что она ему поведала. А он протянул ей сверну­тый вдвое листок. Рита развернула: там был адрес и имя-отчество.

— Что это?

— Это на тот случай, если здесь не получится. Детский садик и как зовут заведующую. Она обе­щала принять ваших племянников. Скажете, что вы от Зинаиды Тимуровны.

Быков загодя готовился не только к непри­ятностям, но и к переговорам. Зинаида Тимуровна

— это жена того самого лысенького Зиновия, с которым Василий столь познавательно пьянствовал накануне. В обмен на джентльменскую гарантию больше не угощать ее мужа спиртным и четыреста баксов, она договорилась с давней подругой о мес­тах в детсадике.

— Зачем? смутилась Рита и попыталась вер­нуть листок. — Я как все, я по очереди...

— Рита, — мягко отвел он ее руку с листком,

— вы знаете, сколько детей не могут попасть в Ка­теринбурге в садик?

— Сколько?

— Около пятнадцати тысяч. Это очень боль­шая очередь.

— Ох, ты!

Пятнадцать тысяч неработающих, а, следова­тельно, и бедствующих матерей. Пятнадцать ты­сяч росших в нужде, завистливых и озлобленных детей. Но когда-нибудь, Рита права, они вырастут. И тогда уже начнутся совсем другие проблемы.

«Впрочем, — спохватился Быков, — почему: когда вырастут? Они и в детстве умеют отплатить за заботу так, что мало не кажется! Хотя платить, конечно, будут не те, кто задолжал. А те, кто вы­брал себе таких слуг народных...»

— Ну, спасибо... — сдалась Рита.

— Это вам спасибо за помощь. Только я все-таки советую вам здесь, в Катеринбурге, не мая­чить.

— Да-да, я уже договорилась с друзьями, они мне помогут.

«Вот так, — подумал Быков, — еще одним хо­рошим человеком в этом городе станет меньше».