Тайны третьей столицы

Шеремет Иннокентий

История обретения Зиновием борсеток с дис­ками была проста. Когда Данилова уехала, оста­вив его жене ключи от своей квартиры, он сделал с них копии и решил хранить денежные и прочие заначки у соседки. В поисках подходящего для этого места он залез на антресоли и обнаружил там борсетку — скорее всего ту, которую Данилова подобрала на Шарташской.

А в борсетке обнаружились два компакт-диска.

Мнение Зиновия о соседке настолько не вяза­лось с дисками и компьютерами, что он счел себя обязанным проверить: что же на них такое? Но с наскока это не получилось: чтобы открыть диски требовался пароль. Зиновий отложил эту пробле­му, а потом попросту забыл про диски.

Поскольку

его супруга была строго нацелена на поиск денег и выпивки, то борсетку и диски она игнорировала.

И вдруг Данилова вернулась. Неожиданно. Но пока она была в своей квартире, старик, естес­твенно, не мог вернуть туда борсетку. А потом она попала в больницу. И через медсестру попросила жену Зиновия принести ей деньги, лежавшие в серванте. Та пошла за ними, но помимо денег об­наружила и новую борсетку, в которой тоже были деньги и еще один компьютерный диск. Естествен­но, она и ее прихватила.

Деньги Данилова взяла и те, и другие, а про диск и новую борсетку сказала, что понятия о них не имеет.

В результате Быков обрел даже больше, чем домогался: две борсетки - одну новую, другую старую и три компьютерных CD-диска (довольно похожих на вид, а потому какой из них в какой борсетке был, Зиновий и его супруга сказать за­труднялись).

Бойся мечты осуществившейся. Найдя иско­мое, Василий уперся в новую проблему: диски у него, но что теперь с ними сделать — непонятно.

Просто так отдать заказчику, сыграв «в тем­ную»?

А вдруг на дисках содержится нечто такое, из-за чего Быкова спишут без выходного пособия? Обидно сгинуть, не зная за что.

Пьяный мужской базар

Первым делом Василий, естественно, проверил диски в CD-роме своего ноутбука. Но ничего не получилось. Компьютер требовал пароль. Причем

— что должно было насторожить Быкова, но чему он не внял: требование это излагалось на русском языке.

От обиды: столько трудов, а в итоге на руках не пойми что — Быков попытался наобум подоб­рать пароль. Так сказать, в расчете на дурака. Поп­робовал само слово «Пароль», а также имя, отчес­тво, фамилию, дату рождения Артема Затовского в разном написании. В результате после седьмой попытки высветилась надпись:

«Ну, вы меня достали! Писец этому диску!

Привет от Гремлина»

От дальнейших попыток Василий решил воз­держаться.

Он с мобильника позвонил в Москву, шефине. Та очень обрадовалась его звонку:

— Как ты там, Васенька?

— Ничего. Ты вот что мне скажи: а вот тот, кто меня сюда послал. Ему, что, собственно, от меня надо?

— Как я поняла, ты там что-то должен найти с помощью тех, кто тебя там принимает, и привезти ему. А что? Ты нашел?

— Н-не совсем.

— А где ты, кстати, сейчас обретаешься?

— В общем-то, нигде. Бомжую.

— А чего так? Плохо принимают? Нажаловать­ся Чубчику?

— Н - нет пока. Ты про мой гонорар уточнила?

— Это ты уж сам разбирайся. Так, где тебя искать в случае чего?

— Звони. Но учти, я так и не понял: ну, найду? А потом? Мне надо доложиться здешним или прос­то возвращаться и все?

— Какие ты сложные вопросы задаешь. Ладно, я все выясню и дам тебе знать. О'Кей?

— А то як же ж.

От разговора с шефиней у Быкова остался неприятный осадок. Типа: то ли ты чего украл и боишься, что поймают и будет стыдно; то ли тебя поимели, но ты еще не понял — куда и чем. Если бы его конечным заказчиком не был тот самый Чубчик, нагло преуспевающий, несмотря на обще­народную ненависть, Василий бы просто захватил эти диски и мотанул в столицу. Пусть начальство заплатит, а потом само разбирается.

Но везти незнамо что человеку, который уже не раз доказал всей стране, что умеет обратить во зло любое благо, Быкову было попросту страшно. Чубчику-то все божья роса, а вот Василию потом жить и помнить, что он, вполне вероятно, жизнь хорошим людям поломал. В этих дисках могла со­держаться такая бомба, что...

— Тяжко? — посочувствовал ему Семеныч, вернувшийся с балкона в связи с тем, что Зиновий этажом выше отключился. — Бремя человека?

— Чем дольше живу, — пожаловался Быков, — тем меньше понимаю. Эсэсовец, доктор Менгеле, ради развития медицины ставил в концлагере опыты на людях. Измучил и погубил он при этом несколько сот человек. Так его по всему миру все полиции и спецслужбы искали. Нашли и ликвидировали. А наши реформаторы? Они эк­спериментируют на десятках миллионов! Только по официальным данным, за десять последних лет избыточная (то есть не предсказываемая ранее) смертность составила 2,5 миллиона человек. Это как если бы мы, Россия, еще раз Первую мировую войну проиграли. И что?

— И говна пирога, — кивнул представитель­ный Семеныч. — Ты знаешь, чтоб к врачу попасть, Зиновию надо накануне вечером занять очередь за талоном и всю ночь в ней дежурить? И это еще не значит, что он попадет на прием. Талонов часто не хватает и на десять пенсионеров. К тому же сейчас у врачей начинается пора отпусков, так что все лето бесплатных талонов вообще не будет. Это что, благодарность такая, за сорок лет трудового стажа? Это называется: «за все хорошее — в морду!» Ну, Зиновий-то ладно. У него дети не сволочи, помога­ют. И колбаску он себе может позволить каждый день, и на худой конец к врачу за деньги сходить. Ну а те, чьих детей изуродовали или поубивали, на благо Родины? Они-то нищенствуют. Так, получа­ется, это же совсем дураком надо быть, чтобы, видя все это, смолоду честно, за совесть, работать! Мне говорили, раньше главный наш по медицине был душевный человек. Людям помогал. А сейчас, как в начальство пролез, совсем гадом стал: задаром и градусник не поставит. И это везде.

— Да нет! Нет, конечно, — вынужденно, ради истины, возразил Василий. — Не везде. У меня в Москве мать-пенсионерка, так, когда она в поли­клинику приходит, возле нее целый хоровод. Прав­да, она до этого год жаловалась на их невнимание. Аж до Лужкова дошла. Но важен результат. За свои права надо бороться. Такой закон природы.

— Так то в Москве! Так то Лужков! — влез в разговор с верхнего балкона Зиновий.
– А у нас тут, жалуйся, не жалуйся, а эти мерзавцы толь­ко рады будут, если мы передохнем. Знаете, вот если б кто-то специально хотел нас тут, в Екабе, сволочами сделать, то он должен мэру памятник ставить. Вот буквально все, как специально, нала­жено, чтобы доказать: только воруя, ты можешь выжить. Только воруя! У меня старший зять строительством занимается. И он вынужден был перебраться в Челябинск. Я, говорит, просто не могу каждый день кланяться и платить ворью! Да и конкуренции нет. В городе одна фирма главная строительная принадлежит Кунгусову - вице-мэру, а другая самому Чирнецкому, но записана на его сына. Другим строителям хода нет! Вот и строят мало жилья.. А тех, кто пытается жилье недорогое строить - данью обкладывают. Вот зять плюнул и уехал. Мне, говорит, так жить — против­но! А у него, между прочим, там на фирме сейчас почти полтыщи человек работает-кормится.. Так, я спрашиваю, сколько таких, как он, честных ра­ботодателей отсюда удрало, чтобы перед ворьем не прогибаться? Сотни! Потому-то и бедствуем.