Тайны угрюмых сопок
Шрифт:
– Вы б, милейший Святослав Романович, по каждому удачливому охотнику изложили б нам подробности, – вставил слово Трубников.
– Да чего тут, какие подробности, все они на виду, в любую избу заходи, там и удалец на все руки.
– И всё же?
– Если вас интересует, кто больше пушнины заготовляет, так они почти все ровня, а характером разные: кто скрытный, кто с открытой душой, кто балагурить любит, иные молчуны, слова не добьёшься. Тот же Савва Меренов, трудяга, живёт один как перст, редко с кем словом перекинется, всё в одиночку и сам себе на уме, – тут Ряженцев вроде как встрепенулся: – А на селе ещё одна душа одинокая живёт – парень неженатый, но охотник бывалый, натаскал его отец, пока жив был, так тайгу эту вдоль и поперёк исходил, лентяем не рос, оттого и трудолюбие в нём упорное, жилистый, в отцову кровь удался, тот был знаток на все руки.
– Почто так говорите – одинокий, ладно отец умер, а матушка не при нём, что ли?
– И она ушла за мужем разом с ним, вот и остался один в избе, что отец построил. Из Орловской губернии семья, а судьба вот так сложилась. А парень видный, умом пытливый, охочий просторы изучать-мерить. Ему во времена Ермака родиться надо было б, так Василий Тимофеевич непременно при себе б его держал, крепкий, что кедр сибирский, и смелостью не обделён.
Трубникову и Рачковскому такая характеристика о молодом местном жителе приглянулась. Таков человек на дело серьёзное гож.
– А как, совестлив ли, замечен ли на руку к чужому? – спросил Трубников.
– Э-э, тут твёрдо скажу: Севастьян Перваков о чужое не пачкается, лежать добро будет чьё, не поднимет, а коли поднимет, хозяину снесёт. Таких немного, средь таковых пять-шесть найдутся, вот, к примеру, тамбовский мещанин Зиновий Окулов, приехал, прикипел к здешним местам, освоился, а характером твёрд и не лукавый, хватка есть и руки не корявые.
– Какого сословия-то будет этот Перваков?
– Из крестьян, а по натуре, как пояснил, редкой породы. Тут вот заходил давеча, но будто его кто поменял – одержимость золото искать взяла. Только вышел из тайги и про золото мне тут выговаривал, мол, желание имеет страстное поисками его заняться и пески золотые мыть. Одержим, словно нашёл уже его где.
– А кто знает, нашёл, а молчит.
– Нет, рассказал бы, не скрыл. А пытать его расспросами не стал. Придёт время – скажет, не нашёл, так оно так и останется. Пушнина его ремесло, где ж ему золотые промыслы осилить. – Исправник ухмыльнулся. – Не того птица полёта, не того.
– Глянуть бы воочию на молодого человека, словом с ним обмолвиться, к делу, может, его приобщим.
– Полюбопытствую, что ж за дело задумано, или не время секрет раскрыть. – Ряженцев глянул на гостей, а сам подумал: уж не слишком ли пытливость проявляю, оно и осадить могут.
Внутреннее волнение исправника не скрылось от глаз Рачковского и Трубникова. Они переглянулись. Трубников провёл ладонью по голове, вроде как пригладил волосы, и неспешной речью ответил:
– Прибыли мы с намерениями разведать земли и речки их омывающие, поисками золота заняться, а если и обнаружим чего, так добычу поставить потребную. А для такой работы нужны-с люди надёжные, чтобы доверить им сию ответственность и мы в них были уверены.
Ряженцев вздохнул с облегчением: «Ну, слава Богу, прояснилось, чего только в уме наворотил… Уж я-то думал, с какой ревизией, а тут вот что, и эти господа туда же – золото привлекло, не даёт покою… Не они первые, не они последние…»
– Что ж, не ново слышать, не ново – много перебывало, да проку мало. Кто знает, может, вас, господа, посетит удача, – облегчённо выдохнул исправник.
– Хотелось бы, милейший, хотелось, в чём мы и надеемся. Приглядимся к людям, познаем, кто чем дышит, и от вашей подсказки не откажемся, определимся с районами поисков, сформируем отряды, и в добрый путь.
– Чем могу, подсоблю, господа, о людях всех премного наслышан, подскажу, кто к чему больше прилежание имеет. Ну, а если с пользой ваше дело обернётся, милости прошу – без промедления регистрацию участка оформим, застолбим, как положено по всей форме.
Глава 6
Рачковский и Трубников покинули исправника, предложившего им поселиться в постоялом дворе, коий находился в центре села и содержался неким Фомой Лукичом Штыриным. Исправник распорядился помощнику найти кого-либо помочь доставить саквояж гостей, и он исполнил быстро – спустя считаные минуты носильщик уже появился на пороге управы.
При постоялом дворе была конюшня и небольшой трактир, где можно харчеваться и что-либо выпить, для проживания имелось несколько спальных комнат. Штырин, будучи предприимчивым человеком, построил гостиные покои и хозяйственные строения с дальновидностью – проезжие люди, а они всегда были, а тут с разработкой золотых долин так и вовсе перспектива открылась. Кто на прииски, кто с приисков всегда заглядывали, а трактир приискателям что отдушиной служил. В Олёкминске многие оставались зимовать по разным причинам. Кто не хотел тратить время на долгую дорогу возвращения домой и решал остаться до следующего сезона, хотя и достаточные деньги имел; другие ж, если с малыми средствами, в свои губернии возвращаться и вовсе не желали, чем хвастать, не особо чем, вот и оставались до весны на новый наём. От уныния, а больше отчаяния топили своё настроение в горячительной жидкости.
Многие деньги прожигали в межсезонье, заработав до наступления холодов, зиму встречали и проводили её в безделье и за выпивкой, местные тоже были небезучастны приложиться к спиртному. Таким Штырин, как и лавочник Руснак был рад – прибыль сама текла ему в руки. Бывало, и разногласия промеж себя мужики проявляли, если шумный спор какой заходил или драку затевали, то соглядатай Штырина – Степан Горохов – угрюмый и крупно сложенный, словно бык, всякого угомонить готов был. Когда грозным словом призовёт к порядку, когда и кулаком приложится и выдворит наружу, дабы другим неповадно было. А махал ручищами Горохов от души, будто желал с одного разу выбить всю спесь и хмель из бунтаря. Проспавшись и с синяками, дебоширы не жаловались, а чего тут – сами виноваты, а исправнику челобитную подашь, так тот только рукой махнёт и разбираться не будет – не тот случай, ради которого время терять следует, а то ещё и штрафом обложит.
Местные поселенцы от приискателей не отворачивались, когда те, пропивши все деньги, шли на поклон – дать им какую работу за пропитание. Работа находилась – заготовка дров, что-то построить, отремонтировать, подлатать дровни, телеги, да мало ли в хозяйствах забот, вот и батрачили, чтоб до весны от голоду не помереть.
О том, что в Олёкминске имеется постоялый дом для заезжих людей, а их в последнее время стало заметно больше, чем в предыдущие годы, Трубников и Рачковский узнали от иркутского купца Серебрякова, побывавшего на здешних приисках, но имевшего виды заняться золотоисканием в поймах речек, впадающих в реки Витим и Лену. Узнав, что они собрались в дальнюю дорогу до Олёкмы, дал несколько дельных советов в преодолении столь трудного пути, изложил вкратце о поселении и что представляет тамошняя местность. Кое-какие подробности получили и из уст купца Лагутина. Оба не пугали, но предостерегали – места уж больно глухие и люди всякие, с разным умыслом встречаются.
На постоялом дворе Трубникова и Рачковского встретили приветливо, Штырин шаркал ногами, раскланивался, спешил во всём угодить иркутским господам. Поселил их в лучших комнатах, велел накормить шурпой из грудинки дикой козы, тушёной олениной и чаем, предложил по чарке водки, отчего гости не отказались, правда, попросили умерить норму – налить не по чарке, а по шкалику.
Сытный обед располагал к отдыху, но Трубников и Рачковский решили пройтись по Олёкминску, воочию изучить его невеликие окрестности, а главное, самим найти хвалёного исправником Севастьяна Первакова. Посмотреть на него, побеседовать, узнать, чем мотивировал острое желание заняться поиском золота, увидеть его быт, который о многом бы тоже мог рассказать про человека.