Тайны войны
Шрифт:
Полли примечала все, что происходило вокруг. Она подумала: вероятно, правда, что супруги с годами начинают внешне чем-то походить друг на друга. Вот у Греев даже выражение лиц одинаковое. Оба они светлоглазые, худощавые, нездорово-бледные, как многие горожане в это время года. Ее Джон молодец в сравнении с Греем, обветренный, загорелый, плотный. А этот не порозовел даже от вина. Как не похожа на них Кэт, совсем другая! Ничего общего! Какая она счастливая! Сидят рядом и переговариваются улыбками, взглядами. Боже мой, как знакомы ее повлажневшие глаза, устремленные навстречу другим, таким же влюбленным! Разговоры за столом совсем их не интересуют, им-то уже не до войны. Мечтают небось поскорее остаться одни. Еще бы – им и поговорить негде...
Отбыв положенное приличием время, начали собираться. Кэт, перемигнувшись с Робертом, спросила мать:
– Можно мне пойти погулять, мама? Мы немного пройдемся с Бобом.
Миссис Грей строго взглянула на дочь.
– Только ненадолго. – Она предпочитала, чтобы Кэт была под ее присмотром. – На час, не больше.
– Ну, мама! – умоляюще протянула Кэт.
Она надула губки и склонила капризно голову. Боб был в восторге от ее вида.
– Нет, нет! Позже – это неприлично. Не спорь, Кэт!
На улицу вышли вместе, дошли до остановки, где стояло несколько человек. Омнибус увез всех, кроме моряка и его невесты. Красный огонек стоп-сигнала исчез за поворотом.
– Куда мы пойдем? – спросил Боб.
– Не знаю. Куда хочешь. Мне так хорошо! – Она прильнула к нему. – Пойдем, как в Виндзоре. Помнишь? С закрытыми глазами, не зная куда...
– Пошли!
Кэт запрокинула голову и закрыла глаза. Перешли на другую сторону улицы.
– Осторожнее, здесь тротуар!
– А я не боюсь! – Кэт засмеялась, не открывая глаз. – Ты удержишь меня...
Фонари не горели, но Роберт отлично видел лицо Кэт, будто падающий снег озарял его призрачным светом. Боб обнял девушку, поцеловал. Почувствовал, как она вздрогнула.
– Боб, я так люблю тебя! – На лице ее блуждала неясная улыбка, она словно спала. – Ты не замерз?
– Нет...
– Дай сюда, – она просунула его руку за отворот своей шубки. Так шли долго, словно оцепеневшие, взволнованные близостью.
Кэт очнулась первая.
– Где мы? – Открыла глаза, огляделась. – Ты не узнаешь? Смотри-ка!
Они были в районе Темзы. Напротив виднелись ворота в порт. Боб не узнал их. Кэт напомнила:
– Но ведь это склады Липтона! Там вон скамейка с каменными драконами.
Боб попробовал оправдаться – он подходил сюда с другой стороны.
– Хорошо, хорошо... Но сейчас ты должен вспомнить все, что здесь происходило. Все, все! Я слушаю.
Они начали вспоминать. Воспоминаний было не так много, но их хватило надолго. Все выглядело таким значительным, а главное – все было светлым и чистым. Роберт не помнил себя более счастливым, чем в эту рождественскую ночь. Как мечтал он об этой встрече! Будто и не было месяцев, проведенных в Дувре. Война, служба отошли куда-то назад. А затемнение только помогало оставаться вдвоем.
Они все бродили, снова потеряв представление, где находятся. Вспомнили о Виндзоре.
– Помнишь, как мы обедали? Я была ужасно голодна...
– А как ты хотела лезть в воду... Скажи, а где теперь Стейнбок? Ведь мы из-за него познакомились.
– Все там же. По-прежнему всем обещает помочь... Но мне он все же помог. Я буду работать стенографисткой в каком-то военном отделе.
Кэт уже писала Бобу об этом. Зимой она посещала курсы, скоро должна окончить.
– Говорят, нам выдадут военную форму. Как ты думаешь, она пойдет мне?
– Еще бы, конечно!.. Скажи, а сколько ты получила писем?
– Тридцать два.
– Не может быть! Я послал тридцать четыре. А ты?
– Тридцать три.
– Значит, я люблю тебя больше.
– Неправда! – запротестовала Кэт. – Я отвечала на все письма.
Перед отъездом они условились писать два раза в неделю. Обязательно и не реже. Так до конца войны.
– Знаешь, я загадал, – сказал Боб, – когда я получу от тебя сто четырнадцать писем, кончится война – и мы поженимся.
– Почему сто четырнадцать?
– Я сосчитал – прошло сто четырнадцать дней с того времени, как мы познакомились, до моего отъезда. Поняла?
– Тогда я буду писать каждый день.
– Можно и чаще.
Никто бы не мог сказать, тем более они сами, где, по каким улицам той ночью бродили влюбленные – высокий моряк и девушка в меховой шубке. Они снова очутились в районе доков. Перешли площадь. Здесь горели синие фонари. Кажется, на том углу их подкараулил шофер такси. Боб усмехнулся. Сказать или нет? Вспомнил другое. Полез в карман.
– Кэт, а ты узнаешь эту монету? – Он показал серебряный шиллинг.
Девушка зубами стянула перчатку. Другую руку держал Боб. Взяла монету, теплую и блестящую синевой.
– Что это?
– Ага, не знаешь! Это шиллинг, который ты дала мне на дорогу. Помнишь, когда мы прощались...
– Значит...
– Ну да, я шел пешком, мне не хотелось тратить твой шиллинг. Это мой талисман, я берегу его.
– Но это так далеко! Какой же ты глупый!..
– У каждого в жизни должна быть своя монета.
– Не философствуй...
Оба вспомнили грустное расставание в начале войны. Как ни старались они забыть о том, что есть война, она неизменно вплеталась в воспоминания.
В тот последний вечер Роберт проводил ее до дома, и они долго еще стояли в подъезде. Кэт догадалась спросить: «Боб, а как ты вернешься домой? У тебя есть деньги?» – «Сказать по совести – нет. Но я доберусь». – «Нет, нет, возьми! Тебе на автобус хватит». Боб заупрямился, но вынужден был взять деньги. А теперь оказывается – он шел среди ночи пешком.