Тайный обожатель
Шрифт:
Хастад лежал, совершенно не похожий на себя. Левая чисть лица всё ещё опухшая и потемневшая от гематом, на обеих губах застывшие кровоподтёки, над правым ухом по-прежнему большая опухоль, от которой кожа на черепе лице туго натянулась.
«Бедняга, – жалела его Оля. – Представляю, как ему больно…»
***
Плащ и штаны великана, и без того штопаные-перештопанные, пришли в негодность. В драках они изорвались и истёрлись.
Хастад, ещё толком не оправившийся от травм, сел за шитьё. Он достал откуда-то из-под пола шкуру своего
– Давай, я помогу тебе? – предложила Оля.
– Нет. Кожа толстая. Тяжело прокалывать.
– А у тебя рука сломана, – напомнила Оля. – Как же ты будешь шить одной рукой? Давай я всё сделаю.
– Нет! – твёрдо отказал он.
– По-твоему, я совсем белоручка? – обиделась она.
Он взял её ладонь и поцеловал.
– Эта работа не для твоих рук. Если хочешь помочь, можешь отпороть рукава от моего плаща. Их уже не залатать. Пришью новые.
И он, орудуя здоровой рукой, принялся за дело. Сломанная рука инстинктивно порывалась помочь, и Хастад то и дело одёргивал себя.
Работа затянулась. Иголка выскальзывала из пальцев, впивалась обоими концами то в пальцы, то в ногу. Но от Олиной помощи Хастад упрямо отказывался.
Великан ещё с трудом сидел, и шитьё сильно утомляло его.
Выходить из хижины он пока не решался. На вывихнутую ногу было больно опираться, а сломанная рука и вовсе делала его беспомощным. Лёгкая добыча для отчаявшихся голодных бродяг.
Так что великану оставалось только орудовать иголкой, полулёжа в постели. Он пыхтел, нервничал, что здоровая рука не слушается, но справлялся сам. Новую одежду Хастад шил почти неделю.
***
Пока Хастад болел, в хижине кончились припасы еды. Даже крупы. Всё до последнего зёрнышка.
Опасно было держать в подполье много провианта. Великаны – дикари. Могут напасть и убить за еду, если самим нечего есть.
Поэтому заботы по добыче пищи легли на Ашсаху.
Сестра Хастада лучше всего умела выделывать шкуры, поэтому нанялась к знакомому в междумирье, и теперь целыми днями пропадала там. Возвращалась она ночью и приносила сушёные коренья и овощи, которыми можно было худо-бедно прокормиться. Всё это было отвратительным на вкус и не спасало от чувства голода. Но за неимением лучшего приходилось давиться.
Ольга, хоть и страдала без любимых фруктов, овощей и мяса, но ухаживать за Хастадом без вечного шипения великанши ей было куда приятнее.
Однажды вечером Ашсаха в качестве трофея на ужин принесла руку своего сородича. Ей надоело извращаться над собой ради привередливой человечки. Мясо куда питательнее и вкуснее кореньев, и его проще достать.
Хастад пришёл в такую ярость, что чуть не набросился на сестру.
После долгого напряжённого разговора Хастад вернулся к Оле и объявил:
– Другой еды нет. Придётся есть это.
– Нет уж! – скривила губы Оля.
– Хола, я пока не могу перемещаться. Другой еды у нас нет, – объяснил
– Пусть обменяет руку на крупу. Я не буду есть великана! – заявила она.
– Это невозможно. Крупа стоит гораздо дороже, – он устало опустился на лежанку. – Тебе нужно есть, иначе ты ослабеешь.
– Как же я ненавижу этот ваш грёбаный мир! – выругалась она и демонстративно удалилась за ширму.
Оля так и не притронулась к мясной похлёбке. В животе у неё началась изжога от голода, но от одной только мысли о каннибализме её мутило. Нет. Она ни за что не будет это есть.
Хастад, глядя на Олю, тоже не притронулся к мясу себе подобного. Ему уже не раз приходилось есть великанье мясо, но Холе не обязательно знать об этом. Вдруг она разочаруется в нём? Как ей объяснишь, что ему приходилось есть великанью мертвечину, чтобы выжить? Он был до исступления голоден и готов питаться сырой падалью. Но те времена давно прошли.
В конце концов, он не умрёт, если немного поголодает.
***
У великана ещё не срослись рёбра и переломы пальцев, да и на ногу наступать больно. Каждое движение отзывалось болью в грудной клетке. Даже не вздохнуть полной грудью, не надеть тяжёлый кожаный плащ.
Решение раздобыть еды прочно засело в голове Хастада. Иначе будет хуже. Холе нельзя голодать. Его женщина не должна ни в чём нуждаться.
Уличив момент, когда Хола задремала, Хастад взял мешок и переместился в первый пришедший на ум земной магазин.
От пространственного прыжка великана тряхнуло так, что, казалось, рёбра под кожей рассыпались на осколки.
Хастад опустился на пол и сдавленно застонал. Перед глазами всё плыло от боли, но в уме ярким огоньком горела цель: достать еды.
Он встал и, шатаясь, побрёл вдоль стеллажей.
В мешок полетели пачки муки, крупа, рожки, тушёнка и прочие бакалейные продукты.
Хастад старался не думать, как вернётся обратно. Но одно он знал точно: эта вылазка дорого ему обойдётся.
***
Возле очага в хижине что-то прогрохотало. Упала разделочная доска с полки и лежавшие на ней ложки.
Оля проснулась и, не обнаружив рядом Хастада, испуганно выглянула из-за ширмы и включила фонарик.
Великан лежал без сознания лицом вниз.
– Хастад! – воскликнула Оля и принялась теребить его.
Со своей лежанки с противным шипением поднялась Ашсаха.
– Что смотришь? – уже привычно огрызнулась на великаншу Оля. – Помоги его перевернуть.
Ашсаха не с первого раза поняла, что от неё требуется, но всё же помогла перевернуть брата на спину.
Хастад застонал. Он обхватил руками грудную клетку, как бы защищая, чтобы к рёбрам никто не прикоснулся.
– Хастад, что случилось? – Оля обратила внимание на завалившийся набок мешок, из которого выглядывал уголок упаковки рожков. – Откуда это? Ты, что, был на Земле? Тебе же нельзя!