Тайный обожатель
Шрифт:
Шрам во всю левую щёку старил великана лет на двадцать. Теперь никто не угадал бы в Хастаде юношу, которому всего шестнадцать или семнадцать лет.
***
Совместное пребывание в лесу пришлось приостановить, когда Хастад залил фундамент. Нужно было четыре недели ждать пока он застынет.
А пока Хастад снова путешествовал в поисках подходящих брёвен для дома. Он таскал их по ночам с лесопилки вручную. Как оказалось, это крайне выматывающее и вредное для здоровья занятие.
Протащить через пространственный портал бревно – всё равно,
Сколько Хастад ни тужился, а больше одного большого бревна в день перетащить не мог.
В хижину он возвращался с больной спиной и трясущимися от перенапряжения руками.
***
Время текло, но вместо активного возведения дома Хастаду пришлось ухаживать за Олей из-за резкого ухудшения её здоровья. Помимо болезненных шевелений малыша в животе, она мучилась одышкой и аритмией. Тело выкидывало каприз за капризом, чем изводило свою хозяйку.
Мечты о скором переселении в новый дом так и остались мечтами. У Хастада попросту не было возможности ни надолго оставить свою женщину, ни перенести её в лес. Прыжок – это всегда встряска. А встряска – это риск потерять Холу и ребёнка.
Так что стройку пришлось… не бросить, но отложить до лучших времён. Если эти времена, конечно, настанут.
А сейчас Хастад нужен Холе.
Глава 34
От ночи к ночи становилось всё хуже.
Кризис обычно подкрадывался ночами, когда Оля впадала в мучительное подобие сна. Её сердце едва выдерживало нагрузку в виде растущего в животе ребёнка от великана. И чем больше становился срок беременности, тем мрачнее витали настроения в хижине.
Хастад всё время прислушивался к сердцебиению своей женщины. Он уже не помнил, когда ему удавалось нормально выспаться. Тревога в его душе нарастала, а он до сих пор не знал, ни как спасти Холу, ни как жить без неё. И как уговорить безжалостную смерть не забирать у него Холу?
***
Той ночью Хастад проснулся оттого, что Олино сердце бьётся еле слышно и постепенно затихает.
– Хола! – начал тормошить её он. – Хола, очнись!
Она вздрогнула, сделала шумный вдох, словно только что вынырнула из воды, и открыла глаза. Её рот судорожно глотал воздух.
– Хас... Хастад... Я не чувствую тела... – пролепетала она.
Он уже растирал ей конечности, помогая крови бегать по жилам.
В хижине было, хоть жарко натоплено, но душно, а Оле требовался свежий воздух. Хотя в великаньем мире качество воздуха хорошим не назовёшь.
Сердце участило ритм, ребёнок в чреве активно зашевелился. Оля слабо застонала и погладила живот.
– Мне нужно на улицу, – сказала она, когда ребёнок перестал пинаться.
Хастад кивнул. Он сам одел свою женщину, подхватил её на руки и вынес из хижины.
Снаружи было морозно, землю тонким слоем покрывал грязный снег.
– Поставь меня на ноги, Хастад, – тихо попросила она.
Великан осторожно выполнил просьбу, но поддерживал Олю под локти.
– Ты ведь понимаешь, что
– Я не позволю тебе умереть, – грустно и не слишком уверенно ответил он.
– Хватит уже обманывать себя! Лучше принять неизбежное прямо сейчас.
– Я отдам тебя людям, когда всё начнётся.
– Они заберут ребёнка для опытов и разрежут его на куски, а меня снова будут пытать, а потом посадят. Если ты сделаешь это, клянусь, я возненавижу тебя всей душой! Для меня лучше смерть, чем такое будущее! – с чувством выпалила она, повернулась лицом к великану и требовательно посмотрела ему в глаза. – Обещай мне, что спасёшь ребёнка, – ответа не последовало. – Хастад!
– Не могу... – он тяжко вздохнул и опустился на колени. – Хола – моя женщина, ты мне нужна...
По щекам Оли обильно потекли слёзы. Плотину тщательно сдерживаемых эмоций прорвало.
– Что же мы натворили... – вырвалось у неё. – Знаю, у тебя не было выбора среди женщин твоего народа... И нам вместе было хорошо...
– Не говори о нас в прошедшем времени, – попросил он.
– Ты посмотри на нас: мы оба мучаемся! Я умираю, а тебе больно оттого, что ты не в силах изменить это. Так спаси нашего ребёнка! Сделай это ради меня! Он же твой. Ты… Ты должен любить его!
Хастад промолчал и прижался к животу своей возлюбленной. Конечно, он любил их ребёнка. Даже несмотря на то, что Хола еле жива, что вскоре её должна забрать смерть.
Оля дрожала от холода, а, может, от страха или слабости. Хастад обнял её.
– Вернёмся? – предложил он.
– Ещё немного... Там слишком уныло, – Оля обняла Хастада за шею.
Она дышала шумно и с трудом, сердце в груди устало ухало, то и дело сбиваясь с ритма. Не было и минуты, когда она чувствовала себя здоровой, всё время что-то где-то болело, ныло, кололо, а голова кружилась так, что даже для похода в уборную требовалась помощь.
Сейчас, во время вынужденной ночной прогулки, в голове у Оли прояснилось. Неестественно огромный живот тянул к земле, мышцы спины свело, но хотелось просто стоять и дышать.
Хастад смотрел на свою женщину с обожанием, от одной только мысли о её неизбежной смерти он сам готов был последовать за ней. Так он и решил. У великана не было никаких представлений о загробной жизни, как не находилось таковых и о жизни без Холы.
Остаток ночи прошёл относительно спокойно. Оля уснула. Хастад тоже воспользовался затишьем и задремал.
Утром за завтраком Ашсаха смотрела на Олю особенно косо и это бесило.
– Скажи своей сестре, чтобы перестала смотреть на меня так, будто я труп. Я пока ещё жива, – сказала Оля Хастаду.
Хастад зашипел на великаньем языке. Пару минут они с Ашсахой переругивались, потом великанша бросила на пол чашку с недопитой горячей водой и исчезла.
– Она боится, что ты заберёшь меня с собой в смерть, – пояснил Хастад. – И велела сходить к шаману и уговорить его, чтобы ребёнок родился девочкой.