Тайный советник императора Николая II Александровича
Шрифт:
– Да, жаль, очень жаль, – я уже понял, что по виду Николая ничего понять нельзя, а вот по голосу… Мне кажется, он это равнодушно сказал. Наверно, не слишком любит своего МВД.
– Вы знаете, господин Попов, я ведь ваши слова об отрезках и выкупных платежах не забыл. Этот вопрос будет вынесен на госсовет, и, я полагаю, будет решён этой же осенью. Надеюсь, вы довольны?
Я не думаю, что это нужно лично мне, но киваю. Кажется, несколько растерянно.
– И ваши соображения о патриархе. Я говорил с Победоносцевым, Константином Петровичем. Он желает с вами лично побеседовать. Вы не против?
– Разумеется, мне было бы приятно побеседовать с таким
И всё, аудиенция заканчивается. Своего часа я полностью не использовал. Так ведь и работать только начинаю. Тот же флигель-адъютант отвозит меня, на этот раз, на вокзал, и я еду в Питер первым классом.
10. Победоносцев.
Подготовка к командировке оказывается несложной, потому что за меня опять всё делают другие. Люди из ведомства Витте на этот раз. Например, нам с Костовичем выделены суммы – из них мы будем получать командировочные, я 25 а он 10 рублей в день, ну и все подтверждённые расходы – гостиницы, транспорт, нам тоже оплатят. Билеты на поезд до Берлина нам предоставлены, посольство и даже пограничники предупреждены. В Берлинский банк переведены деньги – аж полтораста миллионов я решил перевести. Основные расходы этого года, как я полагаю, это приобретение оборудования. Ну и дальше будем докупать, но сейчас надо заложить основу.
Встречу с акулами пера Плеве пока не организовал, здесь летом принято уезжать из Питера на природу, многих нет на месте. Ну и ладно – другим сейчас голова забита, всяким железом. С Костовичем постоянно совещаемся, список оборудования корректируем. Увы, я в этом дилетант, и он не так далеко ушёл. То, что он предлагает, можно купить не за полтораста миллионов, а за полтораста тысяч. Привык он за личные копейки пытаться решить глобальные проблемы.
Завтра, седьмого июля, (я уже привык к старому стилю), на поезд с утра. Вещей у меня немного, бельё и всякие мелочи там собираюсь докупить. Ещё попариться в бане собираюсь. И тут Еремей докладывает:
– Господин Победоносцев!
Пришёл таки… А я уж думал, он слишком горд и к себе вызовет. И отложится на после командировки. Но я уже понял, что в этом времени многое значит личное знакомство с императором. Я неизвестно кто, и даже чин тайного советника далеко не высший (четвёртого класса, а есть ещё три класса выше), но право аудиенции, этот час в неделю, делает меня влиятельным лицом. Жаль, что сказки детям закончились, а то бы я был ещё влиятельнее.
Внешность обер-прокурора весьма характерна, он такой один. Уже старый человек, лысый, с морщинами. Очёчки с небольшими стёклами, галстук бабочка. Характерные оттопыренные уши. В целом выглядит так, будто его законсервировали 40 лет назад, и он ничуть не изменился. Сначала мне кажется, что он похож на Ипполита Матвеевича, Кису Воробьянинова. Но когда я слышу его гладкие фразы, как будто заранее написанные, неспешный стиль рассуждений, вижу его нервные пальцы… Да это же Каренин! Ай да Толстой, ай да сукин сын! Так описать человека всего несколькими словами! Да уж, талант. В наше время этого не оценишь, Победоносцев-то умер. И уже по другому воспринимается роман, что-то остаётся непонятным.
– Господин Попов, я уже наслышан о вас от разных лиц. В том числе и от господина Менделеева. И это несмотря на то, что вы всего две недели назад появились ниоткуда. Буквально, из воды вынырнули. Но я человек пожилой и по своей должности духовный. Новости, слухи, сплетни, всё, чем живёт свет и так называемое "общество", всё это для меня есть то, чем и должно быть – суета сует и всяческая суета. Но мне небезразлична судьба России, судьба православия и судьба Государя. А вам удалось заронить в его душу сомнение. Эта расхожая идея – о необходимости патриарха. Кто только её не высказывал. И не только вертопрахи из журналистской братии или из адвокатов иудейского вероисповедания, но и духовные лица, даже арихиереи. К вам я зашёл исключительно ради Его Величества. Я его знаю с детства. Это искренне верующий человек. Вы полагаете, что нашли его слабую струнку и хотите на ней сыграть? Скажите, кто за вами стоит, кто на самом деле хочет патриаршества? Уж не Львов ли, человек беспринципный и даже бессовестный?
– Поверьте, Константин Петрович, у меня нет никакой поддержки, за исключением знакомства с особами, кого я встретил в последние две недели. Теперь вот и с вами беседую, большая честь для меня. Но зато нет и обязательств ни перед кем, за исключением Государя.
Мой собеседник откровенно некрасив, и можно понять, почему Анна Каренина променяла такого на блестящего офицера аристократа. Но мне он почему-то симпатичен. Глаза умные, а главное – почему-то сразу возникает убеждение, что он честен. Не станет вилять, хитрить. Прямо говорит, что думает. И это царедворец, уже десятки лет приближенный к трону. Неплохо, да?
– Хорошо, не буду пока настаивать, у меня нет доказательств обратного. Пока нет. Допустим, вы по собственной инициативе решили, что это благо для России. Скажите, господин Попов, насколько вы в данном вопросе компетентны? Многих ли знаете иерархов нашей церкви? Это я не потому спрашиваю, что хочу выведать стоящих за вами, а чтобы понять, вы дилетант, сдуру ляпнувший что в голову пришло, или это обдуманное мнение? Может быть, не иерархи, а простые священники и монахи? Или даже один священник или монах, но сославшийся на общее мнение? Ответьте, пожалуйста, не называя имён, но указав на степень компетентности ваших единомышленников.
– Увы, Константин Петрович, во всей России нет никого, с кем я бы об этом беседовал за исключением Государя а вот теперь и вас. А с заграницей я вовсе не связан. Сам же я от жизни церкви далёк. Вы совершенно верно предположили мою низкую компетентность в этом вопросе. Я считаю себя честным человеком, и не стал бы ничего государю советовать на тему, в которой не разбираюсь, если бы не одно обстоятельство. Обстоятельство это секретное, и говорить о нём я не могу без прямого указания Государя.
Победоносцев с минуту молчит глядя вниз и хрустя суставами пальцев.
– Такая постановка вопроса чрезвычайно затрудняет для меня аргументацию. Но всё же попробую высказаться. Вы, вероятно, знаете, кто ввёл современный порядок управления церковью? – и он смотрит на меня с таким видом, как будто я могу и не знать. Это не риторический вопрос, он серьёзно спрашивает. Я лишь слегка наклоняю голову.
– Ну а почему он это сделал, как вы думаете?
– Борьба за власть. Ситуация была сложная, и он решил подчинить себе в том числе и церковь.
– А сейчас ситуация, по вашему мнению, простая?
–Гм… Как раз по моему мнению нас ждут серьёзные испытания, и уже в ближайшие годы. Но за два века многое изменилось. Я не уверен, что то решение Петра было удачным, скорее, временная мера против конкретных лиц. А наш государь – он далеко не Пётр. Держать всех в кулаке – вовсе не его манера. Ну и дать церкви больше свободы. Вряд ли это повредит, но покажет стране, что преобразования вполне возможны, для этого не нужен ни террор, ни, тем более, революция.