Тайный советник императора Николая II Александровича
Шрифт:
– Ну а я какое отношение имею ко всем этим моторам?
– Вы? Вы, если позволите, "особь статья". Если Тринклера я твёрдо рассчитываю переманить в Россию, то вас…
– Переманить меня? Вы это серьёзно?
– Я знаю, это сложно. Вы, Владимир Ильич, не поверите, но для меня просто поговорить с вами, познакомиться, это уже интересное и значительное событие. Я считаю вас очень способным человеком, даже читал некоторые ваши работы…
– Это какие же?
– "Что делать", "Развитие капитализма в России" (я и другие читал, без этого в СССР никак, но, кажется,
– И что же, вам нравится?
– Да не особо. Но я убеждён, что вы способны на большее, гораздо большее. Видите ли… Я не просто тайный советник. Я имею некоторое влияние на Государя. И хотел бы использовать это влияние на благо России. Разумеется, один я многого не сделаю, нужны люди, такие как вы. Способные сделать много, и способные увидеть, что же наиболее важно в данный момент. В идеале я бы хотел, чтобы вы стали министром юстиции, а в будущем, возможно, и премьер министром.
К этому времени я уже съел свой круасан, и мы неторопливо идём к парку.
– Признаться, очень похоже, что вы несёте чушь. Этот мундир – он точно ваш, или это часть карнавала, устроенного ведомством господина Плеве? Я вижу, вам и обо мне кое-что известно. Откуда же? Не из того же ли ведомства?
– Нет из другого источника. Я, правда, беседовал с господином Плеве не далее, как…
– И у вас хватает наглости в этом признаваться? Я, разумеется, и без того не сомневался – как бы вам удалось меня задержать? Но прямо представляться представителем этого палача и его палаческого жандармского ведомства… Хорошо, что я не подал вам руки при встрече, – и Ленин демонстративно закладывает руки за спину.
– Палач? Он всего лишь служит своей стране, и, насколько я могу судить, служит успешно.
– Но вы согласны, что есть профессии предосудительные? Проститутки, жандармы, воры…
– Не думаю, что в это число входят министры. Вообще, современные предрассудки мне чужды, например, насчёт жандармов. Зато мне очень нравятся умные люди. А ещё лучше – не просто умные, а успешно делающие своё дело. И мне на таких везёт – беседовал недавно с Менделеевым, Витте, Плеве, Победоносцевым, теперь вот с вами…
– Победоносцев? Этот старый филин… Уж не он ли вас сюда прислал? Как же вы собираетесь работу на благо России сочетать с церковным мракобесием?
– Владимир Ильич! Читали ли вы "Бесы" господина Достоевского?
– Пасквиль!
– Тем не менее, есть мнение, что вы-то и есть мракобес. И из самых опасных. Что касается церкви, то давайте конкретно: в чём же там мракобесие? Обещаю вам, если в ходе работы мы с вами столкнёмся с мракобесием церкви, я выступлю против мракобесия.
– Вы, значит, серьёзно рассчитываете переманить меня на сторону зла?
– А что вы считаете злом?
– Это просто. То, что способствует прогрессу – добро. А то, что его тормозит – зло.
– Но Владимир Ильич, вы, как марксист, надеюсь, согласитесь, что есть прогресс производительных сил, и есть прогресс производственных отношений. И сами знаете, что из них первично. Вот я собираюсь развивать в России моторостроение, а на его основе машиностроение. Например, широкое применение тракторов, другой сельхозтехники – вы понимаете, что это неминуемо приведёт к перевороту в сельском хозяйстве России? Получается, что я сильно способствую прогрессу производительных сил, и тем самым служу добру. Вы в этом не специалист, и развивать производительные силы – не ваш конёк…
– Не только техника. Ещё и люди…
– С их навыками и умениями. Знаю. Поверьте, я хочу добиться в России всеобщей грамотности, высокой культуры производства, а образованные люди нуждаются и в общем повышении уровня культуры. Но я один со всем не справлюсь. Давайте оставим мне машины и моторы, а вы бы занялись укреплением законности. Вплоть до принятия конституции и определённых свобод, но не с целью ослабить власть, а наоборот, для её укрепления. Вы ведь согласны, что укрепить власть можно не консервацией, а умеренными реформами?
Ленин, который постоянно меня перебивал своими быстрыми репликами, теперь замолчал, задумался. Лишь слегка кивнул, соглашаясь, и идёт, глядя под ноги. Пользуясь паузой, продолжаю излагать:
– У меня есть влияние на Государя, но… я не убеждён, не могу гарантировать… Всё зависит от нас с вами, сумеем ли мы сделать многое. Я надеюсь на ваши способности, в частности, способность много работать.
– Вы ещё не сталкивались с этой прогнившей системой. Вас ещё жареный петух не клюнул в одно место.
– А кому легко, Владимир Ильич? Да, изменить судьбу империи, возможно, и мира… Но ведь шанс есть. Вы ведь умеете использовать шанс, если он вам представился, даже и неожиданно? Знаете, я думаю, ключевой вопрос следующий: вам что нужно: отомстить за брата, разрушить страну, и тогда плохо станет всем, в том числе и царю, или помочь России, её народу? Разумеется, и прогресс ускорив.
– Я бы с наслаждением пошёл на дуэль с убийцами брата. Но разрушать страну… Я здравомыслящий человек, не фанатик. Но я понимаю, что без революции в этой стране ничего с места не сдвинешь. А уж с этим царём – нет, безнадёжно. Вы человек молодой, но разумный. Если действительно хотите помочь России – лучше вы переходите на нашу сторону, сторону революции. Самодержавие ведь тормозит не только социальный прогресс, но и технический.
– Вы знаете, что Пушкин сказал о русском бунте?
– Бессмысленный и беспощадный? Да, во времена Пугачёва так и было. Хотя… Даже тогда не бессмысленный. Народ заставил себя уважать, хоть немного. Но теперь, имея теорию марксизма, имея партию, имея пролетариат – разве теперь революция будет бессмысленной? Вот скажите честно, если сможете.
– Честно… Есть такая притча, если хотите, анекдот. Приходят двое противников к мудрецу, чтобы рассудил. И один из них рассказывает свою правду. "Да, ты прав", – отвечает мудрец. Рассказывает и другой, в своей интерпретации. "И ты прав", – говорит мудрец. И тут один из зрителей возражает: "Как же так, они оба правы, но ведь их мнения противоположны. Разве это не противоречие?" "Да, и ты тоже прав"– констатирует мудрец.