Тайный воин
Шрифт:
Чтобы обратить в пепел человеческую плоть, даже измождённую годами болезни, дров нужно очень немало. Несколько полных саженей. Да сухих, чтоб жарче горели. Иначе выйдет не погребение, а мерзость и срам.
Вроде не было ни приказа, ни зова, но дети Справедливой вышли на помочи все, от старших до мелюзги. Сердитый, крепкий мороз, сменивший оттепель, был им привычен. Не все и меховые хари натягивали. Ребята искали валежник,
Сквара выволок своё деревце в середину поляны, раскачал, забросил на сани.
– Хорош! – сказал сверху Шагала.
Гнездарёнок был важен и горд порученным делом. Он следил, чтобы ражие парни не наваливали чрезмерного груза. Им ведь дай волю, сами потом ни наверх не взопрут, ни на спуске не остановят. Шагала перебросил верёвку, взялся стягивать поклажу, крепить узлами. Сквара вмахнул топор в пень, чтобы не потерялся, стал помогать.
Мимо промелькнул светлый кожух Лихаря. Стень летал туда-сюда на беговых лыжах, приглядывал, чтобы никто не лодырничал.
Мы Справедливой служим не по найму, В бой – значит в бой, а в труд, так не ленись! Скоро святые храмы Андархайны Волей Царицы устремятся ввысь!Дубовые четвертные полозья больших дровней были выгнуты и окованы железными подрезами ещё прежде Беды. Когда-то в оглобли прягли коней, потом оботуров. Это было давно. Оглобли с тех пор заменили на дышло с перекладиной вместо крюка. К перекладине становились самые сильные парни. Их в шутку называли «дышляками». Ребята похлипче впрягались в постромки. Так они вывозили к пропасти поганые бочки. Так добывали красный лес для ремесленной. Дрова, давшие название саням, нечасто оказывались на лубянике. Ученики, ходившие за ворота, редко возвращались без чурбака или сучьев. Этого обычно хватало.
Сквара считал себя сильным. Сразу встал к перекладине, справа. Сжал кулаки в негреющих рукавицах, стал смотреть, правильно ли младшие надевали алыки. Ещё не хватало, чтобы запутались. Несколько мальчишек топтались, оживляли ноги позади дровней. Эти будут толкать, а если сани разгонятся на изволоке – схватят верёвочные хвосты, помогут остановить. Дровни весили самое меньшее пудов двадцать пять.
По снегу проскрипели шаги, кто-то подошёл к дышлу, встал слева. Хотён?.. Сквара за последнее время почти подружился с былым ненавистником. Он повернул голову. Рядом поправлял дельницы Ветер.
Сквара не хотел пялиться на него, он всё равно видел, каким больным казался учитель. Ещё хуже, чем после казни любимого ученика. Тогда Ветер до конца похода держал боль в кулаке. Теперь, похоже, не мог. Был предел и его духу. Тусклые глаза, лицо серое… ни вправо, ни влево не глянет… а борода почти вся стала седая. Надо думать, Ветру сплошное горе была расслабленная и безумная мать. А вот некого стало называть мотушью… и хоть в петлю. Выправится ли?
Шагала, оседлавший воз, кашлянул. Поди сообрази, как приказывать, когда в сани впрягся источник. Всё же гнездарёнок нашёлся:
– Слышь, Сквара… Навались, что ли.
Сквара взял дышло, подставил учителю перекладину. Когда тот налёг, дикомыт ощутил рядом совершенно прежнюю силу. Уж он-то с ней лучше других познакомился в бесчисленных любошных боях. Хмурый, придавленный тучами день сразу как будто посветлел.
Эй, налегай, во славу Справедливой! Зорок наш взгляд, уверены шаги! Мать Матерей, яви благое диво, Труд невозможный сдвинуть помоги!Вывернув с поляны, расчищенная и накатанная тропа сразу полезла в гору. Учитель и ученик молча топали валенками в подвязанных ледоходных шипах, наваливались на перекладину так, что тело клонилось накось к земле. Пристяжные пыхтели на выносе, временами оглядываясь, всё ли в порядке. Шагала сжимал крепкий шест, пропущенный под последний вяз'oк дровней. Если что, он упрёт его в снег.
Сквара вколачивал шипы в льдистый скрипучий тор, на каждом шагу боясь осрамиться. Раньше учитель всегда был где-то… превыше. Он показывал, направлял, наставлял. Давал подзатыльники… Стоять с ним плечом к плечу, едва ли не на равных за общей работой, оказалось неожиданно страшновато. Как на слишком высоком дереве, куда залезть-то с перепугу залез… а поди спустись, поди докажи, что деяние не было случайным, что ты и вправду достоин!
Выбрались на перевал.
– Придерживай, – окликнул сзади Шагала.
Дорожка с поляны уже начала превращаться в жёлоб, вытоптанный в снегу, выкрошенный коваными подрезами. На подъёме – поглубже. На спуске полозновица заметно мелела, косо пересекая западное безлесное, убитое бурями чело холма. Здесь был не настолько страшный раскат, как на покорёженной шегардайской дороге, но, когда у тебя за спиной своенравная и довольно грозная тяжесть, любой изволок заставит бояться и уважать.
Сани благополучно обогнули плечо холма. Ёлки, ещё торчавшие из сугробов, дружно указывали ветвями в одну сторону – на восток. Горушка вроде была не так велика, но Сквара всё равно поднял голову, привычно дивясь распахнувшемуся простору. Вот он залив, вот увалы в морозной дымке на другом берегу. Там он когда-то нёсся на лыжах, догоняя оболок с Ознобишей. Вот крепость, словно каменное гнездо, смутно видимое сквозь туман… А надо всем – тучи, которым отсюда можно было брюхо пальцами щекотать. Примерно так обозревали земную твердь симураны…
На косогор выдвинулись с опаской.
– Пристяжные! – храбро кликнул Шагала. – Дышлякам помогай! Сбоку становись! Задние, хвосты придерживай!
Тягач из него пока был ненадёжный, но без его окриков сразу стало бы скучно. Ребята засуетились, перебегая направо, выше по склону.
Кары начались, когда они уже одолели самую крутизну и достигли угорья, более отлогого, но и более скользкого. Здесь, кажется, искал себе выхода наружу тёплый родник. Слабенькие струйки, неспособные породить даже оттепельной поляны, тщились выйти из-под снежного панциря. Ослаблял хватку мороз, и по склону расползалось пятно. В плящую стужу, когда съёживался купол зеленца и начинало рваться железо, в недрах что-то лопалось ночами, гулко и жутковато. Сквара всё хотел вырыть поглубже напыток и узнать наконец, что же там лопается, однако судьба была против. Стоило учителю его отпустить, он всякий раз пробегал мимо. То с Лыкашом – поискать куги на кугиклы, то к тётушке Шерёшке с мешком особенной глины…
Сейчас здесь был сплошной лёд. Врубаясь в него шипами, Сквара чувствовал, как сзади всё неодолимее наваливалась тяжесть гружёных саней. Та последняя кокора явно оказалась сверхмерной. А может, и не только она. Дышло вроде бы повело…
– Эй, эй!.. – закричал с воза Шагала. – Держи!..
Голос от испуга прозвучал тонко. Сквара оглянулся. Дровни боченились, съезжали, пока ещё медленно, подрезы теряли зацепу. Шагала изо всех сил гнул упорный шест, помогало не очень. Боковые успевали по-разному. Двое жилились в постромках, ещё двое, Вьялец и Емко, обронили алыки, чтобы сани не утянули с собой в раскат. Из-за этого передок начало разворачивать вниз.