Тайный враг
Шрифт:
— Кацикин?
— Я не знаю. Он всегда являлся во сне, в черном плаще, с накинутым капюшоном, закрывающим глаза. Я не видела.
— Что он хочет?
— Тебя. Он ждет встречи. У Глухого леса, там, где река Волдан, берет начало. У истока. Ты должен быть один. Прости меня богатырь. Виновата я. Убей если хочешь, только семью не трожь. Они тут не причем.
Федогран резко встал и сделал шаг к выходу, но передумал, остановился, и обернулся.
— Глупо тебя винить. Смертью наказывать за глупость? Еще большая глупость. Бог лжи только этого и ждет. Ты слабая женщина. Нет не телом. — Он покачал головой. — Ты верой своей слаба и духом.
Шишок ждал тут же, на входе, и вскочил на плечо:
— Ну что? Что сказала? Голову рубить будем или сожжем как ведьму? Что решил?
— Не за что ее казнить. Она не предательница, а дура. — Вздохнул Федогран. — Сама себя наказала. Смерть для нее теперь облегчение. Пусть живет. Не у меня злобы. Недостойно воину бабе мстить. Счастья она дочери хотела, но на чужом несчастье… — Он резко оборвался не договорив, и перевел разговор на другую тему сверкнув глазами. — Пошли к воеводе. Другой у меня враг. Вот тому пощады не будет. — Он еще раз вздохнул и словно поставив точку еле тихо добавил. — Дура. — И пошел прочь.
— Не пущу я его одного. Это ловушка. Сгубим пацана не за грош. — Гремел за дверью воеводского терема голос Чащуна. — Не для того его пестовали, не для того он через смерть и испытания прошел, чтобы вот так сгинуть. Сказал не пущу. Все равно Кацикин девку прибьет, еще и богатыря сгубит. Не один там будет тать, я эту подлую натуру знаю. Западня это.
— Все мы понимаем. — Оправдывался Митрох. — И про подлость и про западню. Только так, хоть какой-то шанс у Алинки будет. Мы подстрахуем, как сможем. Дружина на подхвате будет, недалече, с братьями его, да и сам я в стороне не останусь. — За дверью одобрительно загудели. Федогран не стал дальше ждать и потянул за массивную ручку.
— Я в любом случае поеду. — Прямо с порога выпалил он. — Даже не пытайтесь меня задержать.
— Сгинешь дурак. — Встал ему на встречу раздраженный Чащун. — Кто с Чернобогом воевать будет?
— Плевал я на все. Ты с богами в свои игры играешь. За жизни свои беспокоитесь? А меня кто спросил? Моя война уже идет, и жизнь девушке для меняя важнее всех жизней небожителей вместе взятых. Не стой у меня на пути дед. Я уже не тот сопливый пацан, что попал сюда год с лишнем назад. Могу осерчать и обидеть ненароком. — Он сжал кулаки и зажевал желваками скул.
— Раздухарился. — Колдун обиженно сел на лавку. — Не за свои жизни мы боимся. За мир, который рушится переживаем. Тьма его поглощает. — Забухтел он, покрывшись облаком дыма. — Подлость зависть и ложь сожрет нас всех, если ничего не предпринять. На Любаву посмотри, что с милой, доброй женщиной сделали. А ты говоришь за жизни свои… — Он не договорил и махнул рукой.
— Что делать-то будем? — Воевода встал со своего места, обошел стол, и сел рядом с Чащуном. — Надо бы помочь.
— Надо. — Согласился он клубами дыма. — С Перуном посоветуюсь. Он не меньше нас заинтересован. Пусть то же участие примет. — Дед встал и поднял руки вверх:
Перуне! Вми призывающим Тя,
Славен и Триславен буди!
Здравия и множество Рода всем чадам Сварожьим дажьди,
Родам покровительства милость яви,
Прави над всеми, вще из-Родно! Тако бысть, тако еси, тако буди!
Яви лик свой, мудрость
Защитник Рода, судеб Владыко.
— Хватит уже. — Воздух сгустился, запахло озоном и прямо из стены вышел Перун. — Прекращай воздух сотрясать. Иди присядь с Митрохом рядом, не мельтеши перед очами. — Махнул он молнией колдуну, потом подошел, не торопясь к Федограну, и задумчиво посмотрел ему в глаза
— Значит за жизни мы свои боимся? — Пророкотал громом его бас, и молнии сверкнули в рассерженных глазах — Щенок! Что ты можешь понимать, смертный, в деяниях богов?
— А тут и понимать нечего. — Парень без тени страха, с вызовом посмотрел в глаза громовержца. — Боитесь вы! На меня все поставили?! Так вот что я вам скажу. Пока невесту не освобожу, не будет от меня помощи. Не ждите. Сгинет она, и я за ней следом к Морене уйду. Плевать на то, как меня там примут. Вот мое слово!
— Вот же воспитали на свою голову. — Выдохнул Перун, затрещав электричеством, развернулся, подошел к лавке, на которой сидели Чащун с воеводой и опустился рядом, толкнув Митроха плечом. — Ну и что вы об этом всем думаете?
— Ты бог, ты и думай. — Пробурчал себе в бороду колдун. — Парень в чем-то прав. Мы свои проблемы решаем, а о его чувствах не думаем. Он чай не чурка стоеросовая, а человек, да еще малой совсем, в нем кровь бурлит. В его возрасте весь мир в черно-белых тонах. Он и так свой долг выполняет. Другой сгинул бы давно, а мы только требуем. Никакой помощи. — Он выпустил струю дыма и замолчал.
— Н-да. — Перун почесал затылок. — Что-то мы действительно… — Что он хотел сказать осталось загадкой, он хлопнул ладонями по коленям, встал и вновь подошел к парню. — Вот, держи. — Протянул он золотой перстень с изумрудом. — Вещь непростая и ценная. Не безделушка перед девками хвастаться. Врата это. Переход с одной точки мира в другую. Здесь, у терема воеводы, его на указательный палец наденешь, и в землю ткнешь, место отметишь, где одна створка откроется, а там, где помощь будет нужна, снова в землю пальцем да представишь как дверь в избу открывается, вторая створка пространственная распахнется. Дружина сможет пройти немалая. Придешь к Кацикину один, а помощь тут ждать будет сигнала, явится незамедлительно.
— Спасибо. — В глазах парня блеснула радость. — Простите меня за грубые слова. Не со зла я. Волнуюсь.
— Да что там. — Махнул рукой бог. — Понимаю все. Мы действительно слишком много тебе на плечи свалили. Тяжка такая ноша и для матерого мужика, а уж для тебя… — Он не договорил, махнул рукой и растаял, как и не было, только запах озона и остался.
— Собирайся в дорогу. — Чащун подошел сзади и положил ладонь на плечо. — Все что надобно в пути будет, говори, не стесняйся, все дадим. — Он задумался ненадолго и продолжил еще более уверенно. — И не сомневайся. Помощь будет ждать твоего сигнала. Лично поведу в бой.
— Спасибо. — Поклонился в ноги Федогран, и вышел.
Копье и щит ждали его в доме, подаренном воеводой еще за первый подвиг. Все так же необжитой и пустой. Не было на обустройство ни времени ни желания. Этим должна была заняться уже молодая жена, а во как оно вышло. Парень снял со стены щит.
— Долго тебя не было. — Пробурчал. То, не знаю, что. — Думал. Уж сгинул ты в чужих землях, мы с Коломраком переживали, что не свидимся с тобой более.
— Да уж. — Хмыкнул из кончика копья Мор. — Заставил поволноваться. — Давай, рассказывай, где был, кого без нас убил.