Тайный заговор
Шрифт:
— Нет Бальдассаре, теперь есть Доменико!
— Что это значит?
— Бальдассаре продал пиццерию. Он — богатый человек, синьора. Переехал в Катанию. С сегодняшнего дня это место называется «Пицца-сервис Доменико». Вам понятно?
Понимать здесь было нечего. Бродка заметил, что портье не смог сдержать ухмылки. И если бы Бродку не обуревала злость, он сам рассмеялся бы.
В среду, около шести часов утра, бомба разорвала на тысячу кусков темно-синий «вольво», стоявший на Виа Цертоза. Взрыв мог бы нанести и больший ущерб, если учесть, что рядом были припаркованы другие машины.
По крайней мере, именно такой вывод сделала римская полиция, составляя протокол этого криминального происшествия — в лучших традициях мафии, — когда, очевидно, не нужно было никого убивать, однако явно следовало кого-то предупредить. Взрывы автомобилей в Италии происходят не каждый день, но и не являются такой уж большой редкостью. И все же этот случай можно было рассматривать с особой точки зрения. В первую очередь, это касалось владельца автомобиля. Речь шла не об известном или неизвестном полиции мафиози, а о государственном секретаре — кардинале Смоленски, втором человеке в Римской курии. Если бы взрыв прогремел пятнадцатью минутами позже, как спокойно заявил кардинал, то его бы настигла смерть, ибо в это время он обычно спешит на утреннюю мессу. Но, как и у большинства кардиналов, у Смоленски тоже есть личная жизнь и квартира в городе, что, в общем-то, и спасло его.
Если отвлечься от поисков мотива и преступника, взрыв поставил два вопроса. Первый касался десятка золотых рыбок, которых обнаружили на мостовой рядом с обломками; второй вопрос возник, когда среди покореженных частей автомобиля были обнаружены кусочки картины Леонардо да Винчи. Сложив их, полиция получила пазл портрета святого Иеронима, принадлежавший некогда художнице Ангелике Кауфманн. В результате своей необыкновенной истории он был разделен, пока одну из частей не нашли прикрученной, к старому сейфу, а другую — в качестве сиденья табурета сапожника. Таким образом, вопрос, какой негодяй покусился на жизнь кардинала, отошел на задний план, а итальянские газеты принялись высказывать множество различных версий по поводу золотых рыбок и картины. Учитывая ситуацию, кардинал Смоленски вынужден был нарушить молчание, ибо посчитал это своим долгом.
На еженедельной пресс-конференции курии, где часами обсуждались мнения по поводу синодов, процессов канонизации, энциклик, посвящения в сан женщин и ойкуменизма, государственный секретарь Ватикана решился на два привлекших внимание высказывания, которые, в общем-то, только слегка касались благосостояния Церкви.
Его преосвященство произнес несколько сухих фраз, объявив себя аквариумистом, то есть любителем рыбок, плавающих в стеклянных ящиках. Он, мол, купил рыбок накануне вечером и оставил в машине, чтобы отвезти их на следующий день в свой офис в Ватикане. Что же касается частей, из которых сложилась картина Леонардо, речь идет, конечно же, о копии. Оригинал по-прежнему висит в зале IX Ватиканских музеев, где находятся и другие картины Леонардо. По словам Смоленски, он заказал копию картины, чтобы подарить ее другу, имеющему духовный сан.
Тот, кто видел, как кардинал Смоленски дважды в неделю носил домой десяток золотых рыбок в прозрачном пластиковом пакете, мог посчитать его очень хорошим человеком. Но так только казалось — а, как известно, когда кажется, креститься нужно, особенно набожным. Потому что государственный секретарь дважды в неделю выпускал золотых рыбок в аквариум размером пятьдесят на семьдесят сантиметров, в котором метались голодные пираньи, и молча наблюдал за естественным ходом вещей до тех пор, пока от золотых рыбок ничего не оставалось.
Что же касалось взлетевшего на воздух Леонардо да Винчи — копии, как утверждал Смоленски, — то объяснения государственного секретаря казались не очень убедительными, и в одном из комментариев «Мессаггеро» был открыто поставлен вопрос о том, почему второе лицо в Римской курии разъезжает по городу с копией Леонардо да Винчи в багажнике.
Конечно же, Бродка и Жюльетт следили за всем этим процессом в газетах. И когда впервые было упомянуто имя Смоленски, Бродка насторожился. Внезапно он вспомнил письмо своей матери, адресованное ее школьной подруге Хильде Келлер и переданное Бродке ее мужем. В том письме Клер Бродка писала, что кардинал Смоленски — сущий дьявол.
Именно этот кардинал Смоленски?
Бродка предположил, что по земле не может одновременно ходить много кардиналов Смоленски, и, таким образом, следовало опасаться, что его преосвященство действительно является ключевой фигурой тех событий, которые едва не свели с ума и его, и Жюльетт.
Титус, этот двуличный человек, о настоящих намерениях которого Бродка так и не узнал, говорил тогда в Вене, что в Ватикане существует тайная организация, святая мафия, которая управляет миллиардным концерном верующих.
Насколько бы правдивыми или ложными ни оказались слова Титуса, многое свидетельствовало о том, что он был прав. Скандал с подделкой картин, в котором оказалась замешана Жюльетт, только подтверждал это предположение. Но что касалось смерти его матери, то Бродка даже представить себе не мог, какое отношение она может иметь к Римской курии.
В магазине электронных товаров на Виа Андреоли Бродка купил автоответчик, на котором можно было прослушивать записи, и теперь они с Жюльетт часами сидели в номере пансионата, слушая зашифрованные сообщения. И чем больше они прислушивались к тарабарщине на кассетах, тем менее вероятным казалось, что когда-нибудь им удастся разгадать тайну этих переговоров.
Ясно было одно: в шифрах прослеживается почерк организованного преступления. Шифры использовались с особой утонченностью. Таким образом, речь не могла идти о любителях или мелком мошенничестве.
Дважды прослушав все двадцать кассет — а именно столько они получили от Кайзерлинга, — Бродка занялся их систематической оценкой. Он записывал часто повторяющиеся имена и кодовые слова, что было весьма трудоемким занятием, поскольку большей частью на кассетах звучали имена и понятия, которые он никогда прежде не слышал.
Жюльетт по-прежнему считала, что одним из переговорщиков — он называл себя по телефону Молохом — был Альберто Фазолино. Асмодей и Бельфегор, похоже, являлись центральными фигурами в этой организации. По крайней мере, такое впечатление создавалось в связи с частотой употребления их имен и повелительного, уверенного голоса этих людей. Адраммелех несколько противоречил Бельфегору, но никаких подробностей о нем из пленок выяснить не удалось. Единственный женский голос принадлежал Лилит, которая возникала неоднократно. Вельзевул, Нергал и Велиал играли, очевидно, не столь большую роль, но все же отдавали Фазолино таинственные распоряжения. Один или два раза прозвучали еще какие-то кодовые имена, которые Бродка не сумел записать по акустическим причинам.