Те, кого нет
Шрифт:
— Все равно нельзя было бросать девочку на берегу одну. Это неправильно.
Валентин пренебрежительно отмахнулся:
— Правильно, неправильно… Спит ваша девочка давным-давно и видит десятый сон. Вы понятия не имеете, что это за характер! Повздорили мы, как водится, из-за пустяка — в какую сторону повернуть, чтобы выбраться. Я предлагал идти вдоль берега. Говорю: встретим кого-нибудь, люди подскажут. А Марта уперлась и ни в какую — нужно в чащу, через лес, там должна быть дорога… В конце концов развернулась и ушла. Так что не я ее, а сама племянница меня бросила. Что ж мне — силком ее волочь? Я разозлился, плюнул и пошел, как собирался. И оказался прав. Наткнулся на рыбака, тот переправил меня в Шауры. Правда, вот — перемазался весь, угодил
Ксения снова потерла ноющий висок, провела рукой по волосам и, не глядя в его сторону, потянулась к пачке «Мальборо», лежащей рядом с пепельницей на кухонном столе.
— Вспомнил! — вдруг с облегчением воскликнул Валентин, перехватывая ее запястье и крепко сжимая. — Мы тут беседуем, а меня все допекает: где же это я с вами раньше виделся? И вот — вспомнил! В поезде, в двухсотсемидесятом, Севастополь — Санкт-Петербург. Я работал проводником, а вы ехали с мальчиком. И точно таким же жестом пригладили волосы, когда я принес чай… Верно?
— Отпустите руку, — негромко проговорила Ксения.
Он мгновенно разжал пальцы.
Она взяла сигарету и, щелкнув зажигалкой, проговорила:
— Да. Больше того, Валентин Максимович, мы с вами вместе полночи разыскивали по всему поезду этого мальчика, моего сына. Его звали Тимур, и он исчез, когда я неожиданно заснула. А этого со мной никогда не случалось, и не могло случиться просто так.
— Что, вы говорите, произошло? Я как-то смутно припоминаю…
— Ох, только не надо лгать! — устало остановила его Ксения. — Все-то вы отлично помните… И не повышайте, пожалуйста, голос. У меня болит голова, к тому же разбудите мужа… Вы сами сказали, что узнали меня. — Она закашлялась и погасила сигарету. — И происшествие было не из тех, чтобы смутно припоминать, поскольку дело касалось непосредственно вас. Ребенок бесследно исчез из вагона, который вы обслуживали, причем один, без напарника. Тот, по вашим словам, загрипповал, и вам приходилось управляться за двоих. Это я тоже почему-то запомнила… А когда проснулась после полуночи и не обнаружила рядом Тимура, то сразу же постучала в ваше купе. И вы, Валентин Максимович, мне мгновенно открыли, хотя перегон был длинный и в других вагонах проводники спали. Скажу сразу: я помню всю эту кошмарную ночь по минутам, по секундам. Мы с вами в поисках Тимура прошли от головы до хвоста состава, осматривая плацкартные вагоны, каждый туалет, тамбур, служебку, все закоулки, прислушиваясь, не донесется ли детский голос из-за запертых дверей в спальных вагонах, а вы тем временем настойчиво убеждали меня не поднимать шум до утра. Мол, мальчик обязательно найдется, уснул где-нибудь, набегавшись. Однако я все-таки бросилась к начальнику поездной бригады… Вообще-то, в тех обстоятельствах вам следовало бы вышвырнуть меня на насыпь вслед за Тимуром. Потом туда же отправить наши вещи — и дело с концом. Шито-крыто. Могли бы спокойно отдыхать…
— Что за чепуха? Простите, не припомню, как вас зовут?
— Ксения… И вы все время твердили: Ксения, не плачьте, успокойтесь, все будет хорошо, мальчик найдется. Где-нибудь спит, утром все образуется. И впрямь образовалось…
— Но я-то тут при чем? — вскинулся Валентин. — Действительно, мы с вашим сынишкой немного поболтали о том о сем, когда вы задремали. И я вам об этом говорил. Он расспрашивал о поездах… В последний раз я его видел, когда мальчик отправился в ваше купе, а я начал мыть стаканы и прибираться. Верхний свет был погашен, горели ночники. Потом я заперся у себя в служебном купе — нужно было слегка вздремнуть перед длинной стоянкой в Запорожье, я же один на весь вагон. Тут вы и постучали… Все это я подробно изложил в рапорте начальнику пассажирских сообщений, а затем следователю транспортной прокуратуры. Меня вызывали несколько раз, пока шло расследование. Разве не было доказано, что это просто несчастный случай?
— Кого интересует это вранье? — не выдержав, закричала Ксения. — Несчастный случай! Это вы убили Тимура. Столкнули его на рельсы, потому что… Потому что мой сын просто не мог самостоятельно открыть дверь тамбура, и уж тем более высунуться из нее на ходу! Вы убийца, и можете не сомневаться, рано или поздно я это докажу…
— Богом клянусь! — Валентин вскочил, с грохотом отшвырнув стул. — Это несчастный случай, я не имею к нему никакого отношения. Вы просто сходите с ума, Ксения!
— Я не верю вам, — судорожно вздрагивая, проговорила она. — Ни на грош. Я только одного не могу понять: зачем? Зачем вы это делаете? Кто вы такой? Сначала Тимур, теперь эта несчастная девочка, Марта… Может, и другие… Не молчите, ответьте мне: почему?..
Валентин был в полной панике. Растерянно глядя на мгновенно распухшее и подурневшее лицо Ксении, он лихорадочно подыскивал какие-то слова, чтобы успокоить женщину. Проклятый идиот! И дернуло же его сунуться именно в этот дом! Почему он сразу не узнал ее среди гостей Савелия? Эта полоумная вбила себе в голову дурацкий бред и не оставит его в покое… Теперь их уже двое против него — девчонка и Ксения. Не зная, как выпутаться из этой ситуации, он все еще продолжал стоять на месте, вцепившись побелевшими пальцами в трубчатую спинку кухонного стула.
Выручил его хозяин дома.
Иван Алексеевич, в пестрых пижамных штанах, грузно возник на пороге, протирая припухшие с похмелья глаза, и, слегка заплетая языком, осведомился: «Что тут з-за шум, Ксюша? Ты п-почему не спишь?» Женщина стремительно бросилась к двери. На ходу она обернулась к Валентину и процедила сквозь зубы: «Убирайтесь отсюда! Чтоб духу вашего не было!»
Не дав мужу толком осмотреться, она вытолкала его в коридор и, плотно прикрыв двери, повела в спальню. Там, сама уже едва держась на ногах, она проговорила, прилагая огромные усилия, чтобы голос звучал мягко и убедительно:
— Вечно тебе чудится шум, Иван! Спи, я просто вышла попить. Сейчас вернусь, только погашу свет…
Когда она снова вошла в кухню, Валентина там уже не было. Он словно растворился в густом и плотном ночном воздухе; лишь над плитой покачивались пустые плечики, на которых сохла его рубашка. Ксения сняла их, держа двумя пальцами, как зачумленные, осторожно положила на подоконник, закрыла окно и придвинула стул к обеденному столу.
Она ничего не слышала: ни шагов, ни щелчка автоматического замка калитки. Он просто метнулся на улицу, прикрыв за собой, и на этом — все!
Мучительное сожаление охватило ее. Теперь она никогда не узнает о последних минутах жизни сына. И будет вечно терзаться проклятыми вопросами, на которые никто никогда не даст ответа…
Бормоча: «Дура полоумная! Не трогал я твоего мальчишку, пальцем не коснулся…» — Валентин обернулся и со злостью пнул ногой калитку. Маслянисто щелкнул замок.
Куда теперь? Стоя спиной к ограде участка Красноперовых, он растерянно озирался в полной темноте. Фонари в поселке уже не горели, но на востоке мутно серело. Успев заметить, как на веранде и во всем доме, куда его занес слепой случай, погас свет, Валентин повернул и зашагал вверх по улице, смутно припоминая дорогу. Где-то через квартал асфальт кончится и широкая бетонка сама приведет его к шлагбауму и посту охраны. А если пойти в другую сторону, рано или поздно он окажется на автобусной остановке в Старых Шаурах…
Никакой вины перед Ксенией он не чувствовал. Мальчик был замечательный — умненький, доверчивый, живой, лукавый и страшно подвижный. У него и в мыслях не возникло… просто протянул руку, погладил по смуглой, тугой, с темным румянцем щеке… Убийца? Никто бы не посмел так его назвать, даже знай он всю правду. Судьба в мелочах повторила, заново проиграла, теперь уже без его участия, то, что случилось давным-давно, когда он еще только начинал на Транссибе.
Распахнутая дверь тамбура, мокрая тьма, свист в ушах и грохот колес, в котором начисто глохнет любой, даже самый отчаянный вопль…