Те, кто выжил
Шрифт:
Опять кивок, опять записал что-то. Затем сказал:
– Уже лучше. Как вас ранили?
– Сзади пальнул, – пожал я плечами и опять дернулся от боли. – Метров… не знаю, метров с десяток на тот момент было, но я в сторону рванулся, больше впритирку пошло.
Потом, когда уже меня перевязывали, я рассмотрел ранение – куча мелких дырочек, из каждой понемногу сочится кровь. Вроде и не сильно, но из множества мест, так что рубашка тогда сразу наполовину промокла, пришлось просто выбросить. То, что без квалифицированной помощи не обойтись, стало ясно сразу: вся дробь так во мне и осталась. Судя по ощущениям, нагноение уже успело начаться, так что проблемы у меня. Наверное.
– Сами раздеться сможете? – спросил доктор.
– Смогу, отчего не смочь… – ответил я и кое-как стащил с себя просторную майку.
Вообще можно было и о содействии попросить: опять крючки под кожей заработали. Да и плыву я все же что-то, даже двоится. Если бы башкой бился, то решил бы, что сотрясение, – но не бился. Вообще. От переизбытка таблеток, скорее всего, я под конец похода болеутоляющие чуть не по таблетке в час жрал.
– Так, – сказал доктор, глянув на мои бинты. – Это сейчас снимем.
– Понятное дело.
Бинт местами присох – пришлось отдирать, довольно болезненно. Отодрали все же общими усилиями. Затем доктор развернул меня спиной к свету, посмотрел, потыкал пальцами, после чего выдал:
– Лихо нагноилось. Не все, но большей частью.
– И вывод? – забеспокоился я.
– Простой вывод: остаетесь у нас, – высказал приговор доктор. – Сейчас вещи у вас примут, выдадут больничное.
Перехватив мой взгляд, доктор добавил:
– Да не беспокойтесь вы, все на хранение возьмут, ничего не пропадет.
– Да я не про это, я про то, что… – Подобрав с кушетки кобуру с «андеркавером», я затолкал ее обратно за пояс брюк. – Про то, что все оружие я не сдам, тут как хотите. Этот маленький со мной останется. Слишком много всякого приключилось со мной, простите, чтобы я совсем безоружным остался. Прошу, как говорится, понять и простить.
– А, маленький оставьте, – усмехнулся он. – И так половина пациентов с оружием поступает. А скоро, впервые в мире, можно сказать, будет введено обязательное ношение оружия.
– Ну не впервые, – возразил я. – Есть такой городишко в Джорджии, Кенессо, так там уже давно обязательное владение. Не ношение, правда, но владение. И ничего, жили… думаю, что и сейчас живут. А ограничивать продажу стали уже в веке двадцатом, даже при советской власти отбирать оружие стали не сразу – оно поначалу вроде как предметом домашнего обихода казалось.
Доктор к оружейной теме явно не врачебный интерес проявил. Поэтому я продолжал болтать:
– А я из Аризоны сюда, из Юмы, там у половины населения оружие было, у некоторых так по целому арсеналу. И по моим прикидкам, – продолжал я, – не меньше половины населения там уцелело. Отбились, ушли в основном за город. И так по всему Среднему Западу: местами целые области живут почти нормально. А вот в штатах, где с оружием проблемы были, сплошная пустыня осталась. А как здесь?
– И здесь… почти пустыня, – вздохнул доктор. – Город большой, все без оружия, и военных почти нет – так, ошметки былого величия. Вот и сожрали город Питер, не подавились.
Ничем не удивил, если честно. Вот была у меня всегда какая-то подспудная боязнь больших городов и постоянное желание переехать за пределы Москвы – и не зря, наверное, как-то понимал на уровне подсознания, что случись чего – ловушка.
Ладно, револьвер при мне. Надо было и пистолет оставить в таком случае, да уж ладно. Отцепил маленький подсумок с десятком патронов тридцать восьмого калибра, приложил к кобуре. Случись что, авось пробьюсь к кладовке, или куда они тут мой автомат потащат. Вот так, оставаться без оружия я даже на операционном столе не согласен. А мне туда прямая дорога, пожалуй: как-то же надо из меня дробь выковыривать.
Надолго бы в больнице не застрять. Я на боль терпеливый – если сейчас хожу и что-то делаю, то и после лечения смогу, но не со скандалом же выбираться. Еще дел полно, да и экипаж вроде как без пригляда остался. Я им доверяю в принципе, уже присмотрелся, да и доказали они вроде, но все же. Да и просто к делам надо возвращаться. И домой мне надо.
Когда к больнице подъезжали, обратил внимание на то, что все окна в решетках. Оно и правильно по нынешним временам, но выглядит все равно немного того… внушает всякое. И мысль сразу такая, что так просто не сбежишь.
– Да, доктор, еще любезность окажите, – спохватился я. – Дорога на Москву проезжая или как? Не в курсе?
Доктор помолчал, потом вдруг сказал:
– У нас тут событие было, знаменательное. Встреча конвоев – один наш, питерский, другой тверской. Растолкали заторы и встретились где-то у Новгорода.
Опа!
– То есть до Твери дорога уже есть?
– И дорога, и сама колонна тверская здесь до сих пор, – с каким-то любопытством поглядывая на меня, говорит доктор. – Их возле форта Константин разместили, в плавучей гостинице. Там и машины стоят. Знаете, где это?
– Нет, ни разу здесь не был.
– Не проблема: городок маленький, любой покажет, – подвел он итог разговору.
Точно опа. Эту колонну мне найти край надо, до зарезу. К ним бы прижаться и до самой Твери доехать в безопасности. И там… там мне надо будет друга моего поискать, того самого, который никак в Катастрофу пропасть не мог, – ему по должности не положено. И там… а там, как говорится, буду «вопросы решать». Оно сейчас тоже самое главное, порешать эти самые «вопросы».
Видать, вид у меня от этих мыслей был такой, что доктор вдруг сказал:
– Вы не рассчитывайте, что вас кто-то отсюда сейчас отпустит. – И добавил: – По-любому у вас это не выйдет, время ночное, документов никаких, никто вас не знает, так что моментом любой патруль загребет. Или тут надо быть, или на судне оставаться, а иначе никак. Тут для вас лучше будет, кстати: это больница все же.
Ну ладно, это он совсем обо мне плохо думает. Но добраться до тверских надо все же как можно быстрее. И до судна как можно быстрее. И до машины. Куда еще? Если все считать, то пальцев не хватит.