Театр французского классицизма

Корнель Пьер

Нерон

Пусть ты и прав, Нарцисс; но до поры — молчанье! Я Бурру обещал, он вырвал обещанье. Еще я не хочу, предав его тотчас, Дать доблести его оружье против нас: Его простым речам противлюсь я напрасно, И сердце им внимать не может безучастно.

Нарцисс

У Бурра, государь, язык не слишком прям: Он ловкой доблестью польстить умеет вам. Но мысль у всех одна, и с ними Бурр согласен: Разлад с Британником для мощи их опасен. Им может страшен стать лишенный пут Нерон; Державным гордецам пришлось бы чтить ваш трон. Как! Дерзкий шепот их еще ли не уликой? «Нерон, — они твердят, — не создан быть владыкой: Он в мыслях и делах идет чужим путем, В нем сердцем правит Бурр, а Сенека — умом. В чем доблести его? В чем царственное

дело? Лишь на ристалищах носиться неумело, Искать пустых наград, ничтожнейших утех; Лишь делать из себя посмешище для всех; Свой голос расточать на шумном балагане, [189] Скандировать стихи, успех купив заране, Меж тем как изредка солдатская рука Сорвет для цезаря два-три скупых хлопка!» Ах! разве кто уймет змеиное шипенье?

189

…свой голос расточать на шумном балагане… — Античные историки говорят, что Нерон любил участвовать в различных спортивных играх, народных увеселениях и особенно в музыкальных состязаниях; он пел, публично читал на праздниках свои стихи и порывался в качестве актера выступать в театральных представлениях. Все это считалось верхом неприличия для знатного римлянина, однако, чтобы польстить Нерону, многие хвалили его голос и его стихи.

Нерон

Иди за мной, Нарцисс: пора принять решенье!

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Британник, Юния.

Британник

Кто мог бы ожидать, о Юния! Нерон Готов меня обнять, к нему я приглашен. Знатнейших сверстников поспешно созывая, Он хочет, чтоб в пиру веселость молодая Всю верность наших клятв раскрыла их глазам, Внушив беспечный жар объятьям и речам. Он страсть преодолел, им ненависть забыта. Вы сами мне судья, ваш выбор — мне защита. Пускай лишился я наследственных высот, Пускай венцом отцов чело он обовьет! С тех пор как, овладев своим желаньем мнимым, Гогов он уступить мне право быть любимым, Я сердцем, признаюсь, горю его простить И сам ему готов все царства уступить! Как! Нежный образ ваш не удален затвором? Как! Даже в этот миг я упиваюсь взором, Что не могли смутить ни лесть, ни западня, Что даже цезарю мог предпочесть меня? Ах, Юния!.. Ужель боязнь печалей новых, Туманя мой восторг, все держит вас в оковах! Зачем, в ответ любви, ваш взор, ваш скорбный взор Вздымает к небесам настойчивый укор? Чего страшитесь вы?

Юния

Опасности минули,— Страх жив,

Британник

Вы любите?

Юния

О, горе! Я люблю ли!

Британник

Блаженство наконец нам подарил Нерон.

Юния

Кто поручится вам, что искренен был он?

Британник

Как! Думаете вы, все та ж в нем воля злая?

Юния

Он клялся мне в любви, вам гибели желая! Вдруг милы вы, не я! Чтоб так сломить его, Ужель достаточно мгновенья одного?

Британник

Упорство цезаря сломила Агриппина: Она меня спасла, чтобы спастись от сына. Пока ревнивый дух еще в нем не угас, Все злейшие враги сражаются за нас. Могу ль не верить я ее слезам счастливым? Иль Бурру? Сам Нерон не кажется мне лживым; Привык он, как и я, всем сердцем на виду Открыто враждовать иль прекращать вражду.

Юния

Принц! Чтоб судить о нем, вы слишком благородны; Дороги и шаги во всем у вас несходны. Я цезаря и двор впервые узнаю, Но как здесь глубоко скрывают мысль свою, Как далеко — увы! — от этой мысли слово! Как сердце и уста разобщены сурово! Как здесь клеймят друзей, доверьем их маня! Как здесь враждебен кров для вас и для меня!

Британник

Но будь наш добрый мир мгновенен иль всегдашен, Будь страшен нам Нерон, — ужель он сам бесстрашен? Нет, нет, он на обман преступно не пойдет, Страшась ожесточить сенат и весь народ. Что говорю! Его наш краткий плен тревожит; В нем совесть смущена — Нарцисс заверить может. Ах,

Юния! Когда б он вам поведал сам…

Юния

А сам Нарцисс, мой принц, вполне ли верен вам?

Британник

Но почему б он стал повинен в клятве ложной?

Юния

Как знать? Ведь речь идет о гибели возможной! Здесь страшно! Воздух здесь изменой напоен. Меня страшит судьба, меня страшит Нерон! Предчувствием душа омрачена невольно. О принц мой, от себя вас оторвать ей больно! Что, если этот мир, столь благостный на вид, Предательство и ложь внутри себя таит? И цезарь, не простив нам нежного сближенья, Призвал ночную тьму в сообщницы для мщенья? И смерть готовят вам, пока вы здесь со мной? И я в последний раз касаюсь вас рукой? Ах, принц!

Британник

Вы плачете! Любимая, ужели? Всем сердцем разделить вы жребий мой сумели? Как! В день, когда Нерон, гордясь двором своим, Хотел вас ослепить величьем показным, Средь стен, где он царит, а я — лишь раб опальный, Отвергнув царский блеск, избрать мой рок печальный? Как! В тот же самый день, средь тех же самых стен Прочь отстранить престол и слезы взять взамен? Но драгоценных слез не расточайте даром; Их вскоре мой возврат осушит с прежним жаром. Подумать могут там, что слишком медлю я. Прощайте же! Любовь в груди своей тая, Средь юности слепой, весельем обуянной, Я в мыслях буду здесь, близ Юнии желанной. Прощайте!

Юния

Принц…

Британник

Пора, принцесса, цезарь ждет!

Юния

Побудьте здесь, пока за вами он пришлет!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Агриппина, Британник, Юния.

Агриппина

Чего вы медлите? Принц, отправляйтесь живо? Растроганный Нерон вас ждет нетерпеливо. Все созванные им лишь одного хотят: Чтоб разгорелся пир и брата обнял брат. Идите; надо чтить достойные порывы. Принцесса, посетить Октавию должны вы!

Британник

Утешьтесь, Юния, и с радостной душой Обнять мою сестру спешите к ней в покой. И я, оставив пир, туда ж приду, ликуя, И благодарность вам, царица, принесу я.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Агриппина, Юния.

Агриппина

Иль обманулась я, иль в час разлуки с ним, Принцесса, был не раз ваш взор слезой мрачим. Что за тревога вас томила столь сурово? Иль не скрепило мир одно мое лишь слово?

Юния

Мне стоил этот день тревог и мук таких, Что быстро из души мне не изгладить их. Могу ль свою судьбу покорно вверить чуду? Здесь вашей доброте преград немало всюду. Царица, здесь живет изменчивость в сердцах, А там, где есть любовь, с ней неразлучен страх.

Агриппина

Я слово молвила, все стало по-иному. Не предавайтесь впредь отчаянью пустому. Недаром был наш мир объятьями скреплен; Незыблемость его заверил мне Нерон. Ах! Как он нежен был и ласками какими Умел торжествовать над страхами моими! Как пылко он меня кидался обнимать! Казалось, рук своих не в силах он разнять! С сердечной добротой, во всем лице разлитой, Сперва он поверял мне каждый вздох свой скрытый, Младенцем стал он вновь и, гордость позабыв, Принес ко мне на грудь свободный свой порыв. Потом, вернув лицу суровость властелина, Что выполнить готов долг царственного сына, Спешил он мне раскрыть с высокой прямотой Те тайны, что вершат судьбу земли родной. Нет, к чести цезаря признать теперь должна я, Что простоте его чужда коварность злая, И лишь навет врагов, нас всех оклеветав, Сумел ожесточить его открытый нрав. Но прежней мощи их уж больше нет в помине; Рим не посмеет впредь перечить Агриппине. Мой возрожденный блеск он обожать готов. Но для чего здесь ждать полуночных часов? Пройдем к Октавии, с ней кончим без печали Счастливый этот день, несчастнейший вначале. Но что за смутный шум! Что всколыхнуло тишь? Что там?