Театр «Глобус»
Шрифт:
Глава 6. Санёк-Огонёк
– Вставайте скорей, вставайте, я пришёл! – повторял кто-то беспокойный, по другую сторону сна.
Сначала по комнате метался его голос, потом затопали ноги, потом он стал весь плотный и вовсю шумный, задвигал стулом. Они подняли веки.
Гость поставил на стол крупную бутылку, блестящую, как мокрая ягода. Друзья подсели к столу. Дол смело посмотрел на бутыль и потрогал её. Крат не так был весел, хотя и рад, что сон оборвался. Жуть ему снилась: длинного-длинного Дола он распиливал на розовые круги, на стейки. Во сне было темно,
– Чем занимаешься, Сань? – спросил Дол, ставя три стакана на несвежую газету, при этом точно закрывая донышками стаканов лица трёх депутатов.
– Трезвый хожу, с ума схожу, – ответил гость.
– А нам Дупа предложил спектарь на двоих! – похвастался Дол.
– Погоди, я сыму, а то в плаще ничего не соображаю, – гость стащил с себя плащ и оказался в нижней майке с узкими лямками.
– Ты чего, опять из дома сбежал? – спросил Крат.
– От страху чуть не окочурился.
Саша Посольский по кличке Санёк-Огонёк был тут своим человеком. Когда поругается с женой, просит политического убежища в котельной. Он тоже театральный работник – монтировщик и механик сцены, недавно отправленный в неурочный отпуск.
– Какой спектарь? Там декорации надо ставить? – с надеждой спросил гость.
– Ты сначала просвети нас, какой у тебя напиток, – опередил гостя Дол.
– Спирт кондитерский.
– О! Кондитерский, значит, нежный. Для женщин и детей.
– Что у тебя дома-то стряслось? – спросил Крат, вставая. – И когда ты разведёшься по-людски?
– То не жена испугала меня, братцы. Сейчас расскажу. – Саша Посольский сел за стол. – Короче, прихожу домой полчаса назад. Утром выходил к одному типу денег занять, ну и вернулся ни с чем. Решил побриться, снял рубашку, включил воду… слышу мужские голоса. Бывает, что трубы издают подобные звуки. Я прислушался, а там смеются. Так, думаю, Катька дружков навела. Выхожу в коридор – Катькиных ботинок нет. Где ж она, и что там за мужики? Вхожу резко в комнату – вижу, братцы, стоит посреди комнаты телевизор, стоит на тонких ножках напротив зеркала и сам себе показывает передачу на полную громкость. Я подкрадываюсь, а он как рявкнет: "Уйди отсюда!" Вот тут я остолбенел! Хватаю пульт, а какой-то герой оттуда, с экрана, кричит: "Убери руку, паскуда! Никто не вправе отключать чужое сознание!"
– Надо было из розетки шнур выдернуть! – подосадовал Крат.
– Да я так испугался, что схватил плащ и к вам не чуя ног.
– Санёк, успокойся, это вирус, – вмешался Дол. – Они во всех микрочипах, везде, даже в чайниках.
– Даже в людях, – добавил Крат.
– В людях-то само собой! – со знанием дела поддержал Дол.
– Катька наш телек избаловала, – пожаловался гость. – Целыми сутками смотрит всякую муру. Сколько раз уже ссорились. Мне спать пора, а она смотрит свой бесконечный "Дом флирта" и поскуливает, как собачка.
– Женщинам флирт самое главное, – вспомнил нечто своё Крат. – Флирт это вид отношений, где женщины виртуозы. А что любовь? Семейная любовь это обыкновенное родство. Женщине приедается. Она мечтает о флирте, чтобы её домогались и чтобы она властью над мужчинами наслаждалась. Тогда все струнки в ней звенят, она счастливо волнуется и гордится собой. Замужняя женщина тоже требует, чтобы в семейные отношения муж привносил как можно больше ухаживания, чтобы дарил цветы и подарки, водил на вечеринки, развлекал и старался угодить. Это она величает "романтикой", – заключил Крат, освободившийся, наконец, от обязанности быть позитивным.
– Как мне домой-то вернуться, я же боюсь! – опомнился гость.
– Выпьешь – вернёшься, – махнул рукой Дол. – Лучше поведай, Санёк, где ты раздобыл такой славный пузырь?
– У Катьки стащил. За обувным ящиком прятала. Вчера хвасталась, будто некая подружка получила выход на кондитерский спирт. …Так это, правда, вирусы в телевизоре и ничего больше?
– Правда, успокойся.
– А я-то думал… даже не знаю, что думал, – Саня облегчённо вздохнул и с одобрением проследил, как Дол разливает напиток, – тогда выпьем за Бог с нами и чип с ними!
Санёк-Огонёк любил трафаретные фразы: "я к вам пришёл навеки поселиться", "люди такие вредные, что даже повеситься не дадут", "чего сидишь, лучше ляг". А также периодически заболевал каким-нибудь словом, без которого не мог обойтись. Очень долго в нём жило слово "необузданный". "У меня в детстве были необузданные бородавки". Или выражение "как из пушки" – "спать хочу как из пушки". Свою самобытность и особое место под солнцем он доказывал маленьким творчеством и вместо выражения "более-менее" применял "менее-более". Впрочем, это не мешало ему быть милым человеком.
Выпили, задумались. Задумались сразу обо всём, задумались не мыслью, а душевным вслушиванием в состояние жизни, только прибавили к ней резкий вкус напитка. Гость улыбнулся.
– Мне жена говорит, что "стопка" от слова стоп. А я говорю: от слова "сто" и ещё "опка"!
– Молодец! – преувеличенно развеселился Дол и процитировал кого-то: – Слово "алкоголь" происходит от двух славянских корней: алкать и голь, то есть пища бедных.
Выпили по третьей, после чего к Саньку вернулся цвет лица.
– Так что же предложил вам Дупа? Колитесь. Ведь у него и труппы не осталось, только труппный запах. Но мне главное, чтобы декорации ставить. В "Рассвете над Парижем" я за час эйфелеву башню собирал. Было время богатырей сцены! Не то что нынче, убогий минимализм: сортир и мешковина.
– Что ты, Санёк, чем хуже театр, тем мощней декорации, – заметил Дол.
– Короче, – перебил его Саня, – все пьют за искусство, а мы выпьем за декорации!
– За алкоголизм во всём мире! – подытожил Дол.
Друзья провели за столом два часа, вспоминая театральное былое с чувством пережитой опасности, как вспоминают войну фронтовики. Солнце покраснело и стало прятаться. В соседнем дворе завыла собака. Напиток иссяк. Они только разогрелись пить, а бутыль опустела.
Дол вскочил, хлопнул себя по лбу.
– Чуть не забыл: меня ж Генриетта просила зайти к ней вечером.
– Чем больше женщин, тем жизнь дырявей, – Санёк усмехнулся, он порядком окосел, и, видимо, не ощущал своего лица, поскольку оно выражало нечто без его ведома.