Театр «Глобус»
Шрифт:
Два увесистых, грубоотёсанных молодца, рабочие сцены, курили на игрек-образном перекрёстке коридоров; они по-свойски поздоровались с актёрами и заметили, что спектарь лафовый, поскольку идёт почти без декораций.
– Вам лишь бы пиво пить и ни хрена не делать, – бросил им Дол, в котором, чуть он принимал решение не пить, пробуждался учитель трезвости и моралист.
Монтировщики не удостоили вниманием его реплику. Год назад Дол стал объектом шуток для всего театрального сообщества. На собрании Гастрольного театра имени Сухово-Кобылина Дол выступил с антиалкогольной
В тот день Дол уже неделю как не пил и столь уверовал в свою силу, что водку публично назвал "пауком, сосущим наши сердца". В тот же вечер он шумно сорвался с набранной высоты, канул в омуте алкоголя и на выходе из буфета споткнулся о порог, упал и сломал указательный палец, тот самый, который во время речи воздымал.
Организм человека не выдерживает серьёзных клятв. Организм любит, когда ему оставляют отступные пути. Зато слово "паук" во всех театрах стало обиходным. Проходя мимо Дола, актёры просили передать привет паучку, если же собирались выпить, то шли "навестить паука".
Итак, служители театра не выказывали тревоги насчёт выступления Крата и Дола – неужели так верят в них? Напрасно это, напрасно!
Крат любил театр, любил не за сцену, увы, а за коридоры, за каморки и закоулки, за толстые стены и старые лестницы, долгие драпировки, уходящие в некую высь, где как бы нет потолков; за тёмные чуланы и предметы, не имеющие в наш век применения, такие, например, как сундук с окованными углами, ступа Яги с помелом, телега с оглоблями, лодка из оленьих шкур, чучело русалки. И самое главное: в театре нет времени, ибо в следующий день может понадобиться любая эпоха.
Они зашли в мужскую гримёрную: здесь, если верить слою пыли, давно никто не сидел на крутящихся табуретах. Даже к зеркалу пыль налипла тонким пухом, накинув на отражение вуаль. Ребром ладони он протёр оконце против своего усталого лица.
– Где Гавриловна? Пускай убирает! – грозно воскричал в коридор Дол.
Крат вспомнил голенастую женщину, которая ходит вперевалку и произносит слова с трассирующими буквами "т" и "к": "Пришёл-то сам-то, вот и сходил бы-то к нему-тка".
До спектаря осталось два часа. Грянул звонок – оба вздрогнули: но это ещё не тот звонок, это позвал главреж.
Дупа нервничал и косился в левую сторону, словно из-за плеча кто-то должен был высунуться.
– Готовы? С пьесой разобрались? На время действия забудьте, что вы друзья. Вы – враги, тогда пьеса получится. Я рад, что вы оба держитесь на ногах. Голосом за третий персонаж, за больного, буду работать я, – Дупа осмотрел двоих и пожевал губами, выражая неудовольствие. – Ваша одежда фуфло. Вам надо категорически различаться. Дол, ты будешь в синем костюме, и надень голубой берет с белым помпоном. Да, ещё белые перчатки: ты же франт! А ты, Крат, надень огромные клоунские ботинки, чтобы твоя походка стала смешной. Попросите у Зои. И побольше экспрессии, ребята, даже если нету повода. Ну, всё, чародеи, антре! Самое страшное в искусстве – требование вернуть деньги за билет, то бишь действуйте решительно, пускай глупо, зато решительно! Никаких зажимов! Наглый дурак на сцене вызывает в зале смех, а робеющий умник вызывает отвращение.
Время тянулось сонно, в каждом миге можно было аукаться, как в лесу. Одевшись в театральный костюм, Дол наглотался пыли и принялся чихать.
– Разве можно верить персонажу в таких ботинках? – Крат уставился в зеркало, где отражались два идиота: один нахальный, другой насупленный.
Дол за дни пьянки посмуглел, печёночный загар придал ему черты южанина, и новая горькая, суховатая складка губ сделала его незнакомцем.
– О, у меня заячий хвост на макушке! Классно! Дупа соображает, – Дол примеривал берет с белым помпоном. – Признайся, мы были к нему несправедливы.
– В чём?
– Да в том, что он вполне нормальный мужик. Он мне тогда с глазу на глаз поведал, как ему тяжело приходится. Он всё про эту жизнь понимает, не хуже нас с тобой. Но, видишь ли, в наши дни сентиментальность – неуместная роскошь. Поэтому он сознательно ведёт себя как сволочь.
– Что ж, это меняет дело. Иной человек – обыкновенная, несознательная сволочь, а этот – молодец, он по убеждению!
– Не по убеждению, а по необходимости! – с досадой сказал Дол, разглаживая на руках белые перчатки.
Он произнёс эти слова с интонацией неверной жены – жены, которая занудному супругу в сотый раз доказывает простительность и чуть ли не полезность своей измены.
Крату неловко было смотреть на товарища и слушать его, потому что в товарище поселилась ложь. На приметы лжи трудно указать, они едва уловимы: краешком души лгун сам за собой следит и вместе с тем подсматривает за собеседником: удалось ли обмануть? Крат вышел из гримёрки.
– Ты куда?
– Пойду поброжу по коридору, привыкну к обуви.
Навстречу Крату, подпрыгивая, шагал мастер света, или "мастер того света", Вадик.
– Крату приветик! Между прочим, нельзя в театре семечки лузгать, – заявил Вадик.
– Нет у меня никаких семечек, – изумился Крат.
– Ну и хорошо, что нет.
Крат вспомнил, что за Вадиком водится привычка ставить людей в тупик всякими глупостями.
– Вадик, постой, приглуши на минутку чувство юмора и расскажи, какие ты получил от главрежа инструкции.
Вадик рукавом стёр с губ смех и принял озабоченный вид.
– Ну, в общем, должен быть больной… некий хрен на койке, и на нём должен фиксироваться круг света. Круглый свет на квадратной койке.
– И всё?
– По моей части – да. А почему ты спрашиваешь?
– Да мы не знаем, что играть.
– Ладно, не выдумывай. На премьерах всегда разная фигня случается. Оно так и должно быть. Дупа знает своё дело. Кстати, будет яркое зрелище.
– Почему?
– Потому что закупили массу пиротехники.
– Зачем?
– Дупа сказал, что есть хлопушки и какие-то свечи, бенгальные… а может, анальные, не знаю. Ладно, полезу наверх. Кстати, по телеку видел рекламу: "Анальные свечи Свежий Ветер – для тех, кто общается с людьми!"