Театр «Глобус»
Шрифт:
Он и вправду так воспринимал спектарь как один из инструментов своей гибели. Умирание начинается много раньше физической смерти, загодя. И чаще всего образ жизни и есть образ смерти, если жить не по правде. А как по правде? Хотя бы представление о ней как получить? …Когда-то он пошёл в театр, чтобы поумнеть. Оказалось, там надо кривляться (дуэт "господин Поползень и господин Оползень" один чего стоит). Может, надо было упереться головой в стол и пойти в писатели? Тоже нет: именами и рукописями авторов торгуют барыги-издатели. Надо было пойти в отшельники. Надо было выбрать такой путь, чтобы социума было мало, а природы и внутреннего мира много. Надо было идти к одиночеству! А я заигрался в общение! – сокрушался Крат. Да-да, смерть и судьба – одно и то же;
Сквозь дерево два далёких огонька смотрели хищным монголом – два фонаря с площади Окаменелой Старушки. Вокруг этих прищуренных в листве лучей – дыхание темноты. На площади, конечно, свет, но там страшная старушка, статуя-труп. Она имеет натуральный размер и не могла быть иной, поскольку получилась без искусства, натуральным способом.
Некая маленькая в почтенных годах женщина стояла в очереди в районном отделении Собеса за справкой о возрасте, чтобы покупать лекарства со скидкой. Возраст был написан на ней, и не было нужды в этой справке, но справка была нужна чиновникам для самооправдания, и потому старушка уже третий час проводила в коридоре собеса. Дотерпев до своей очереди, она встала с бывшего театрального кресла, два ряда коих тянулись вдоль прохода, подступила к заветному кабинету и свесила голову. Кабинет "Помощи престарелым" долго не выпускал предыдущего просителя. "Там некая пропасть", – показалось ей. Кабинет всё не открывался, и люди подумали, что старушка уснула головой на дверном косяке. Когда долгий посетитель, наконец, вышел, очередь обратилась к ней: "Идите скорей, чего спите!" – но старушка не подняла головы. До неё дотронулись, и она в той же позе, держа сумочку у живота, упала поперёк прохода. Приехавшие врачи заговорили о восковом состоянии тканей и поразились, как такое могло случиться за столь короткое время.
Случай попал в новости, и все вновь заговорили о бездушии чиновников. В морге её навестил кандидат в мэры города. Тогда готовились к выборам, из каждого выборного штаба лилась бодрая музыка, подкупленные журналисты восхваляли кандидатов. Все средства шли в дело.
Посмотрев новости, этот кандидат смекнул, как можно славно пропиариться при помощи старушки. Он забрал её тело якобы для похорон и вызвал своего приятеля, знаменитого скульптора, которому заказал сделать бетонную копию покойницы. "Пусть нынешняя власть увидит себе укор в этой несчастной фигуре! Заморили бабушку в очередях, довели до восковой спелости!" – так он выразился, красуясь перед телекамерой. Означенный скульптор, умело сочетавший казённую преданность и полёт фантазии, сделал с её тела бетонный слепок. Только от волос отказался, чтобы образ не дробить мелочами. Голову статуи мастер покрыл платком из кровельного железа, бетонную поверхность отшлифовал и раскрасил под цвета блёклой одежды. Для чего-то, по творческому велению, он открыл ей один глаз, поместив туда шарик из белого стекла, а второй глаз оставил закрытым: чем страшней, тем правдивей. Кандидат в мэры за день до выборов воззвал к народу: "Пусть бедность, отсутствие лекарств и социальный пессимизм воплотятся в этом памятнике и навсегда останутся в прошлом. Голосуйте за меня: я обещаю вам другую жизнь!" Он победил на выборах.
Статуя под оцинкованным платком, с жалкой сумочкой и скрюченными руками, с грустно-удивлённым лицом и открытым глазом наводила на всех однозначный ужас. Дети возле неё ревели, взрослые цепенели. Случались обмороки. И всё-таки она привлекала народ: ужас, он тоже сладкий. Победив на выборах, новый мэр установил свою помощницу на одной из площадей. Сюда потянулись туристы, Окаменелая Старушка стала эмблемой города, вроде писающего где-то там мальчика.
Крат, увидев её, загодя опустил взор и обошёл площадь по краю. За площадью располагался стадион, и за ним злачный микрорайон 10-этажек, или Грех-квартал. Но это не весь путь к театру, после Грех-квартала Крату придётся миновать ещё более страшный Сад Змея.
В упомянутых 10-этажках компактно проживают алкоголики, наркоманы, продавцы незаконных товаров и пьющие женщины, торгующие левой водкой и второсортным телом. Вселяются в этот квартал ещё крепкие, вроде бы, граждане, но уже через год они становятся местными и живут недолго. …Вон две фигуры маячат в свете поздних окон, о чём-то шепчутся, сблизив головы. Крат уловил запах водки, словно сама земля здесь пропахла. Он и она обернулись на звук его шагов, мужчина опрометью нырнул в подъезд, похожий на двуногую крысу, женщина осталась на тротуаре. По мере приближения женщина прояснялась в подробностях – лживая во всех чертах, с глазами-протезами из ночного оконного стекла.
– Привет. Скучаем? – женщина сморщилась ради улыбки.
– Нет.
– Хочешь девушку? Недорого.
– Тебе нужны деньги, а мне искренность. Но денег у меня нет, а у тебя нет искренности, – ответил ей.
В тёмном небе загудел невидимый самолёт. Она засмеялась его словам.
– Тогда выпей полстаканчика за моё день-рождение, – она протянула ему пластикой стаканчик.
– День отмечаешь ночью?
– Люди чаще рождаются ночью, – из кокетства она куда-то в свой тёмный ум закатила глаза. – Люди – ночные животные. Разве не так?
Эта фраза толкнула его. Оглянувшись, он увидел, что предметы стали двусмысленными. Ближнее здание, помимо того, что служило дурным людям общежитием, оказалось нависающей пропастью и воплощало идею самоубийства. Фонарь вдалеке исполнял роль дежурной лампочки в сумасшедшем доме, лучась каким-то посланием, от которого в голове пробегал озноб.
Всё-таки он выпил. Деликатный Крат попадается на приглашениях. Он полагает чуть ли не гражданским своим долгом остановиться и выслушать кого бы то ни было, и не ради борьбы против всеобщей чёрствости, а просто движимый сочувствием.
Глава 10. Попадание в рай
Потом во времени произошёл провал, которого он поначалу не заметил, поскольку память совершила произвольную склейку событий и наспех залатала прореху. Текущие впечатления присоединились к неопределённому прошлому – там что-то смутно копошилось, не важно… Сейчас он осознал себя лежащим на газоне и решил, что это был его первый в жизни обморок (давно пора).
Огляделся – увидел прозрачную городскую тьму, в ней – стены, окна, углы… Вспомнил, ага, это Город, в котором он живёт. Посмотрел вверх – да, всё верно: знакомое непроглядное небо.
Крат был наполнен тяжестью, но не сразу догадался о выпитой отраве, подумал, что очень устал. Устал от существования, от себя. Поднялся с газона и сделал несколько разминочных движений. Вслушался в своё тело – душа наполняла и ощущала его изнутри, а снаружи тело омывал космос. Тело – это узел, связующий два мира.
Крат стоял посреди ночной бездны. Для чего случилось жить? Раз уж довелось родиться, надо затаиться, как огонёк под горшком; надо неслышно вплетать своё сознание в напряжённую тишину Вселенского Ума, в мир смыслов и волевых струений. Надо бы, надо, но…
Ветерок подул – хорошо стало на лбу. Он шатко повлёкся между зданиями. Окна темны, люди спят. Человек спит – время идёт. Самая тяжёлая задача – задача наполнения времени. Душа должна работать – расширяться, раздвигая упругое сопротивление мира и собственной лени. Так преодолевается смерть.
А что плохого в смерти? Иногда Крату кажется, будто смерть подобна тёплому одеялу после трудного долгого дня. А порой она смотрит на него глазом Окаменелой Старушки. Главное: никаких самоубийств. Надо постепенно и сознательно привыкать к смерти. Во всём нужна разумная постепенность.