Театр «Глобус»
Шрифт:
Глава 7. Мы согласны
Дама с указанным именем, Генриетта Аркадиевна, когда-то вела курсы театральной пластики, потом – дикции. Дупа, который лет десять назад служил в министерстве культуры и курировал театры, закрыл её курсы, вследствие чего она, статная, педагогически властная, с крупными чертами лица, с тяжёлым пучком на темени, продаёт в "Глобусе" билеты. При встрече с Дупой она отворачивается, а тот нарочно заглядывает в кассу и спрашивает про дела-делишки.
Пожилая Генриетта Аркадьевна влюблялась в молодые таланты, как школьница. Нет, куда более страстно и для самолюбия мучительно. Несчастная одинокая
Санёк и Крат уговаривали полового посланца сразу, авансом, вынести от неё поллитровку, но Дол мрачно, со скорбной гордостью героя, которого партизанский отряд отправляет во вражескую канализацию, отмахивался.
– Раньше утра мне не выйти. Утром опохмелиться принесу, а сейчас решайте свои проблемы сами.
Крат не любил прислуживать алкогольному червячку. Он разозлился на себя и нарочно лёг, заложив руки под затылок, дескать, не пойду таскаться по людям с подлой улыбкой и надеждой на угощение. Санёк-Огонёк, напротив, отправился таскаться, потому что спать ему не хотелось, а выпить хотелось, и много энергии просилось в нём израсходоваться.
– Пойду обрадую кого-нибудь своей персоной, – сказал и скрылся в сумерках.
Так никто сценария и не дочитал.
Ранним утром, когда свет был ещё робким и словно подглядывал в окошко, Крат проснулся вполне довольный собой, поскольку вечером проявил разумность, ни совесть, ни голова не болели. Его разбудила птичка, тонким голосом напоминавшая о себе.
После рассвета шатко ввалился в котельную Дол. Сразу было видно, что он долго всматривался в бездну и приобрёл гибельный, запретный для человека опыт. Уныние глядело из его лица, тьма сидела в ноздрях, губы высохли.
Крат с пониманием и всё же с удивлением посмотрел на друга, покачал головой.
Дол направился к чайнику, попил из горлышка, подышал. Давленным хриплым голосом произнёс адскую формулу:
– Людоедская половая сила! Женщины нас рожают, чтобы потом всю жизнь запихивать обратно. Ты прочитал сценарий?
– Нет, а ты?
– Прочти хоть сейчас, лежебока, – произнося слова, Дол морщился, будто проглатывал нежеваные сухари.
– Незачем. Мы и так задолжали Дупе рубль: скажем, что согласны, – сурово успокоил Крат.
В полдень Дупа встретил их давно отработанной улыбкой китайского дракона – кончик языка выглядывает из жирных губ. Потом несколько посерьёзнел, оценив состояние Долговязого.
– Ну, как пьеска, разбойники?
– Пьеса передовая, стильная. Мы берёмся, – отчеканил Крат.
– А ты, длинный, обожди в коридоре, здесь кондиционер не работает: нечем выветрить триумф, которым от тебя несёт за версту.
– Вот не надо про алкоголизм! Я пью-то всего раз в месяц, – защитился Дол, не уточнив, что это длится 3 недели.
На выходе из кабинета Дол суфлёрским шёпотом обратился к товарищу: "Не продешеви!"
Дупа и Крат сошлись на том, что оба актёра получат за спектарь по сорок пять рублей, если без крови, или по семьдесят, если прольётся кровь.
– Днесь настало четырнадцатое мая. Премьера состоится не хай девятнадцатого, – прикинул Дупа. – Пяти дней хватит вашим светлым головам, чтобы заполнить пропуски в сценарии. Хватит, по глазам вижу. А я закажу афишу.
Двое пожали друг другу руки – одна была вялая и большая, другая средняя и крепкая. После рукопожатия Крат обнаружил в своей ладони металлический рубль.
А не такой он всё же гад, – сказал себе Крат.
– Ты всё-таки позови на минуту своего молочного брата, – главреж мотнул тяжёлой головой в сторону дверей.
После визита в "Глобус" друзья отвернулись друг от другу. Обсуждая пропущенные в пьесе эпизоды, они ссорились. Дол призывал работать в самом грубом и дешёвом ключе, который называется "конфликт". Крат норовил воспользоваться пьесой, чтобы публично задаться вопросом о пустоте и скудости нашей жизни.
– Дупа хочет ругани, и публика это любит, – настаивал Дол.
– Мы уже ругаемся, – заметил Крат.
– Нет, мы обсуждаем спектарь.
– Нет, уже ругаемся, – как обычно упрямился в определениях Крат. – Мы должны сделать умную пьесу о нашем времени, об одураченных людях, об униженной правде.
– К чёрту людей! К чёрту правду! – выкрикнул броский на жесты и слова Дол. – Нужен эпатаж. В искусстве нельзя быть мямлей.
Крата кольнули эти слова: он заподозрил, что Дол с Дупой вступили в сепаратный сговор. Дупа через Дола готовит некую сценическую провокацию. Фраза про мямлю была, несомненно, Дупина и, возможно, была сказана в адрес Крата. "Не стоит копаться в мелочах", – одёрнул себя Крат, преодолев неприязнь к другу. Он задумался об авторе пьески. Похоже, сочинил её Дупа, Жабий Царь. В пользу этой догадки говорили некоторые словечки и лакуны в сюжете, неизбежные, ибо Дупа всё же не драматург. Тогда получается, что пьеса не простая, он вложил в неё какой-то свой интерес, иначе ему просто не стоило браться за перо. Сейчас трагедию или хоть комедию заказать – всего десять рублей. Интересно, чьё имя будет стоять на афише? И что хитрой жабе понадобилось?
У Крата с Долом ничего не сочинялось. Решили сделать ставку на кураж и сценическую неотвратимость. Когда сценическая неотвратимость берёт артиста за шкирку, когда в него вонзаются полтыщи пар глаз, тогда из его натуры выдавливается экспромт. А если зацепить кураж (это когда наполняешься чувством свободы и мастерства, и похваляешься этим), тогда зал будет очарован.
Глава 8. Нервы-нервы
Дол где-то раздобыл деньги и ушёл в запой. То ли торопил время, то ли заглушал совесть. Пил он сначала ярко и самозабвенно, потом набыченно и мрачно. Крат уходил гулять на весь день. Если бы не спектарь, грозно висящий над головой, Крат ощутил бы меланхолическое счастье прогульщика, знакомое по школьному опыту.
Он родился в старинном центре города, где дворы жили, как маленькие законченные миры, и каждый житель становился необходимым, как слово в стихе. И дворовые мелочи обретали эпическое значение. Женщины в хозяйственных сумках приносили из магазина еду, но казалось, что в тех сумках – порции времени. Здесь каждый скрывал своё личное от соседского внимания, но не получалось: соседское внимание было пронзительным, да и всякий человек, хотя бы поднявший воротник плаща, слишком много о себе рассказывал, хотя бы этим воротником. Если кто-то переезжал, после него во дворе долго держалась пустота, которая звала вернуться, ибо хранила форму бывшего жильца.