Театр «Глобус»
Шрифт:
– Всем театром тебя ищем! – запыхалась.
– Да вас всего-то полтора человека, "всем театром"! – он хмыкнул, с удивлением заметив, что получилось нетрезво, а пить на работе надо трезво.
Она внимательно посмотрела на него и покачала головой. Подскочил Дол с раздутыми, как у лошади, ноздрями и гневными, сведёнными бровями, убедившими Крата в невозможности спасения даже через туалетное окно.
Глава 13. Злосчастный спектарь
Сцена освещалась полным светом. Посреди сцены стоял Дупа, встречал актёров тяжёлым лицом, глянул
– После раздвига занавеса на сцене не должно быть движения, будет звучать мой голос. А потом выходишь ты, – он ткнул рукой в Крата, – а потом выходит второй. Не потеряй наушник.
Крат заметил за левым ухом Дола радионаушник: "Вот-те раз, ему режиссёр подскажет, а мне?!"
Прогремел второй звонок – отозвался в затылке.
Сквозь занавес на сцену проникал шум ранней, самой дотошной публики. В зале искали и занимали места, стучали креслами, переговаривались. То был сегодня страшный звук – машина хруста и прощальных слов. ("Оленька, прокашляйся, потом будет неловко".)
Чаемая, молимая неявка публики не состоялась, они явились – пришли смотреть на сцену-плаху! Зыбучий спектарь, будь я неладен! – простонал Крат и добавил в сердцах непонятно кому, – Ни дна тебе, ни покрышки!
Но страх меж тем притуплялся, потому что алкоголь иначе расставлял в душе значения событий: алкоголь вообще умаляет всё внешнее, при этом делает крупнее выпившее "Я".
Порой в сознании Крата включалось некие штормовые накаты гудящего ветра, которые вовсе заглушали сигнал тревоги. Если бы нарисовать картину его самочувствия, то получился бы Север, пурга в тундре.
Крат увидел на кровати пластмассовый манекен, накрытый до подбородка простынёй. В изголовье кровати рабочий сцены поставил тумбочку, завреквизитом Зоя на тумбочку поставила вазу с цветами, в тени цветов расположила очки и стакан с утонувшей розовой челюстью. Общий свет над сценой снова вырубили и включили круглое фонарное пятно. Дол убежал, все испарились. Лидочка со своим пультом погрузилась во тьму в переднем левом "кармане", в уголке за авансценой. Крат стоял посреди неосвещённой площадки подобно заблудившемуся путнику на лунной поляне.
Ба, он забыл надеть клоунские ботинки! Поздно.
Третий звонок пронзил его, чуть ноги не подкосились, благо, водка поддержала. На полную громкость включили похоронный шопеновский марш, зал притих, захваченный чарами звуков. Оказывается, Лидочка что-то кричит и жестами подзывает его. Он подбежал к ней. Она переключила рубильник на стене, запустив движение занавеса, – сумеречная многоликая трещина стала расти между багряными половинами.
О, жуткий миг знакомства двух сторон!
Занавес разъехался. Музыка смолкла. Круглый сноп света выхватывал из темноты кровать и тело под простынёй, голову на подушке. В зале кто-то хихикнул нервным смешком, и смех передался всей массе.
– Чего ржёте? Я не умер! – произнёс голос Дупы от имени лежащего.
Разразился хохот.
– Эй, стержень, подойди ближе, – произнёс голос.
Все растерялись, включая Крата. Но Лидочка что-то выслушала в наушнике и громко шепнула ему:
– Выходи, реагируй резко, все реплики доводи до зрителей.
Крат вышел на бесчувственных ногах.
– Почему я стержень? Кто тут стержень? – спросил он, расставив руки и поворачиваясь вокруг себя.
– Ты – стержень. Потому что хорошие люди – это графитовые стержни в атомном котле зла.
– Пускай так. Вы звали меня?
– Да, ты вышел в финал областных соревнований "Рыцарь человечности". Ты и твой дружок, который прячется где-то рядом. Вам предстоит с моей помощью и с помощью авторитетного жюри, это наши зрители, разобраться, кто из вас получит первое место и кто второе, последнее. У меня нет родственников. Губернатор… наш бедный губернатор уговорил меня выставить мою квартиру в качестве приза для победителя в этом конкурсе.
– Каков же будет второй приз? – спросил Крат растерянным голосом.
– Вторым призом будет скорая помощь. Но это уже за счёт нашего бедного губернатора, – отозвался лежащий.
– Как зовут вас, добрый больной? – спросил Крат, задрав голову к динамикам.
– Меня зовут Прощай.
– Прощай?!
– Да, поскольку я умираю на радость нашему бедному губернатору. Он вовсе не хочет, чтобы я поправился, ведь тогда ему придётся выдавать главный приз из своих скромных запасов. Несчастный, у него Кризис. На родственников записал всего шесть квартир. Вся надежда на мою смерть. И жить осталось мне один день.
– Так сказал врач?
– Да. Ему не имело смысла "врать", хоть он и "врач". Ему хотелось бы, чтоб я кое-как жил и платил за лечение.
Крат едва преодолел пургу в голове.
– Как вы себя чувствуете, добрый Прощай? – спросил он, вызвав хихиканье в зале.
– Прескверно, добрый стержень.
– Меня зовут Крат.
– Прескверно, любопытный Крат. Левая нога стреляет сильно.
– Тогда вы поменьше разговаривайте.
– А ты мне рот не затыкай!
Крат не знал, что на это сказать, но не пришлось выдумывать реплику, потому что на сцену выбежал санитар – один из рабочих сцены в белом халате. Он встал над больным спиной к залу, пошевелил руками под простынёй и вытащил оттуда ногу больного. Унёс под мышкой.
– Вот так-то лучше, – сказал больной с осторожным облегчением.
Помолчали. Крат от нечего делать ощупал свои ноги, сделал гримасу, покачал головой.
– Интересно, куда её унесли? – с мечтательной задумчивостью молвил больной. – Неужели губернатору?! …Ой, она опять болит!
– Как?! Нога? Всё та же нога?!
– Да, всё та же, тупой стержень! Фантомные боли. Ноги нет, а боль остаётся. Я подозреваю, что, когда умру, мне будет казаться, что я не умер. Останется фантомное ощущение себя и нашего скверного мира. Это будет фантомная загробная жизнь.