Театральные подмостки
Шрифт:
– - Мама дорогая!
– - ахнула Аня.
– - Что мы наделали...
– - плачущим голосом простонала Маша.
– - Что же теперь делать?
Аня тоже поначалу немного растерялась.
– - А что делать... Может, никто не узнает.
– - А Ваня как же? Ему же на свидание!
Аня махнула рукой.
– - Ничего страшного, -- беспечно сказала она.
– - Если любит, сам выберется из всего этого...
Явление 4
Очки с толстыми линзами
Я
Принесли они радостную весточку: застукал мой Иван свою благоверную супругу Леру со Шмыганюком на святом супружеском ложе -- и крепкая с виду семья разлетелась в клочья, в пух и прах к лысой ежовой бабушке. Ушёл Иван тихо и благородно, оставив слабой, хрупкой и беззащитной женщине квартиру и всё обзаведенье с мебелью, которую мы совсем недавно обновили и расставили по фэн-шую. Разве что зубную щётку забрал, книги, костюмы и кое-какие памятные и дорогие сердцу вещи. Ну и, конечно же, прихватил с собой и кредитные обязательства за мебель и за всевозможные аксессуары, без которых Лера жить не может. К сожалению, сейчас душит нещадно моего Ивана обида, слёзы там, повышенное сердцебиение беспокоит, переходящее в тахикардию, самооценка срухнула -- словом, обычные побочные эффекты, какие бывают, когда судьба применяет радикальные методы терапии.
Что касается меня -- чего уж там притворяться, -- я уже был готов к такому повороту событий. А посему принял известие стойко и мужественно, даже слезы не уронил...
Меня беспокоило совсем другое...
– - Лучше скажите: познакомился мой Ваня с Ксенией или нет?
И тут среди моих гостей заминка случилась, давай они растерянно переглядываться. Ольга сразу напряглась, и от меня не ускользнуло, как она украдкой знаки подаёт: мол, держите язык за зубами.
Но Стылый уже успел скорбно ляпнуть:
– - Нет больше Ксении...
– - Ой, ну что ты несёшь!
– - схватилась за голову Ольга.
– - Кошмар! Ты, Ваня, Аркашу не слушай. Шутник. Я её вчера видела в зале... Ну, не знаю, познакомились они или нет... Я, Вань, свечку держать не нанималась.
А я вижу: темнит Олёша. Всё же ничего худого не заподозрил и даже с улыбкой к Алаторцеву обратился:
– - А вы, Николай Сергеевич, не скажете?
Он чуть замешкался, лукавинки в глазах забегали.
– - Отчего ж... краем уха слыхал... Генка Киселёв вроде как рассказывал: мол, с какой-то красавицей зазнакомился, телефончик взял, ага. Девка уж такая, грит, хорошая, душевная! Обзавидоваться можно. Сам он вроде как глаз положил; ежли б, грит, ни друг Ваня, отбил бы без зазрения совести... Да я шибко и не интересовался. Знал бы, расспросил бы, а как же.
– - Так это Ксения была?
– - Откуда я знаю.
– - Что, даже имя не спросили?
– - А вот насчёт имени -- забыл спросить. Каюсь, промашка вышла.
Я не знал, что и думать. С одной стороны, хоть и чувствуется, что скрытничают, а всё-таки... характеристика, как ни крути, положительная. А с другой -- с тревогой думаю: а вдруг не Ксения? Вдруг опять вляпался? Может, нашёл ещё хлеще? Красавица... что красавица... Лера тоже красавица... Местами душевная... Да и не нужен мне никто кроме Синички. И что это за странная фраза Аркаши "нет больше Ксении..."?
Тут Стылый решил реабилитироваться.
– - Да что вы раньше времени трагедию развели!
– - воскликнул он.
– - Я сам всё разузнаю и буквально на днях тебе скажу. Вот когда сороковины отмечать будем...
– - Какие ещё сороковины?
– - удивился я.
– - Я же не умер по-настоящему?
– - Всё равно надо, -- уверенно сказал Стылый и завистливо посмотрел на меня.
– - Эх, Ваня, везунчик ты. Тебя душа на улучшенный вариант поменяла, а моя рубашка наоборот всё придумала... Правда, пока не заменила.
– - Это как?
– - Как, как... такой сюжетик сочинила -- выть хочется! Меня там вообще из театра выгнали, спился и докатился до последней ручки.
– - За что выгнали?
– - растерялся я.
– - Ну, было за что... долгая история... А рубашка у меня с юмором... В тот день, когда я "народного" получил, у неё, получается, в этот же день моя карьера артиста закончилась. Подгадала... Сейчас вот в подземном переходе... Побираюсь, милостыню прошу. Звезда, кумир молодёжи -- и с протянутой рукой... Зрелище, конечно, не для слабонервных... Наши идут мимо, не узнают, а может, делают вид... Все такие занятые, торопятся... И ты, Ваня, мимо прошёл. Оторопел от неожиданности, узнал, видать, да только сразу опомнился -- и дальше. Через пару минут, правда, вернулся, да. Совесть, видать, замучила, а может, и любопытно стало... Положил мне сто рублей и хотел что-то сказать... но... не стал. Я тебя не осуждаю. У меня были такие пустые глаза, мёртвые даже, может, из-за странных очков... Может, тебе показалось, как будто я уже не человек.
– - Не может быть, -- хмурился я, потрясённый.
– - Хочешь, сам посмотри, делов-то...
– - А можно?
– - Ну, ради творческого процесса... так уж и быть, кусочек... Делов-то, уже миллионы посмотрели. А что, поучительно... Любуйтесь на здоровье... Олёша и Сергеевич уже насладились...
Тотчас же сознание моё поплыло, и оказался я в подземном переходе. В этом "кино" увидел я и себя, "нарисованного" чужой рубашкой.
Эх, даже не знаю, как рассказывать... комок в горле. Предо мной предстал донельзя спившийся и грязный нищий, совершенный старик, который и впрямь просил милостыню. Еле узнал в нём народного артиста Аркадия Стылого, которому всего тридцать три года от роду. Пасть до такой степени -- и врагу не пожелаешь. Всё в нём поражало, особенно несуразные очки, в которых глаза выглядели огромными и выпуклыми.
Да, всё было так, как и говорил Стылый. Мой Иван нагнулся, положил сторублёвую бумажку и увидел бессмысленные и пропитые желейные глаза.
Тут же я опять очнулся за столом. Такой вот короткий экскурс, но сколько пищи для размышления! И так мне стало жалко Аркашу, что даже комок к горлу подступил.
– - Как же тебя угораздило?
– - еле выдавил из себя.
– - Запросто, обычная история. Вот так, попей её, родимую. Разум потихоньку, по кусочку выгрызает.
– - Странно, Аркаша, ты же в своей жизни практически не пьёшь, -- озадачилась Ольга.
– - Почему твоя рубашка так посмеялась?
– - Пёс её знает. Надеюсь, просто для своего упоения придумала.
– - А почему у тебя очки такие?
– - спросил я.
– - Зрение тоже от водки?..
– - От неё, родимой. На очередной пьянке о мою голову бутылку разбили. Думаете, трагическая случайность? Ан нет, грех роптать на судьбу. Бутылка сотни раз нависала над моей головой, и рано или поздно кто-то должен был выронить её из пьяных рук. Так и случилось. После этого зрение село, память ни к чёрту стала. Обзавёлся я очками с двойными толстыми стёклами, вырезанными, видать, из той же самой бутылки. Стало трудно запоминать текст. В кино ещё как-то снимался, выучивая короткие фразы, а из театра пришлось уйти. Роли давали всё реже и реже, разве что в эпизод какой сунут, и то из жалости. Потом обо мне, естественно, скоренько и благополучно забыли, и публика, и друзья -- и опустился я на самое донышко жизни. Вот такая история моего падения. Вполне заурядная, согласитесь.