Театральные сезоны на Марсе
Шрифт:
– На других базах тоже выросли тыквы, достойные участвовать в твоей Великой Мистерии?
– Нет. Мы проверяли. Читай по губам: Ма-арс прии-нял тооль-ко нас, Красных-5!
– Значит, ты вела правильной дорогой?
– улыбнулся я, гладя её плечи.
– Ещё бы!
– мурлыкнула жрица.
Я слишком быстро привыкаю к блаженному состоянию близости. Не противостоять друг другу, просто спрашивать и получать ответы. Полина не способна что-то скрывать: не та МАСКА. Вот в чём суть: маска. Говорят, что она есть у каждого, но на Марсе это перестанет быть обычной метафорой и станет реальностью.
Я точно хочу это знать?
Пожалуй, да.
Где-то на чёрном, как ночь, одеяле обширного поля созрело и ждёт истинное моё лицо, скульптурно-точный слепок внутренней сущности.
Мистерия воссоединит нас.
Осторожно касаюсь лица жрицы. Она читает движения пальцев: "Признайся, кто ты на самом деле?" - мой вопрос завершает большой вопросительный знак на её лбу, с твёрдой точкой в межбровье.
– Я - russian star child, - её голос прозвучал чуть хрипло.
Спрятала улыбку?
Некоторое время лежу, распластанный её признанием, и смотрю в потолок. Стар-беби! Звёздная детка! По сути, принцесса.
– Стар-беби только ты?
– произнёс, а сам подумал, что знаю, каким будет её ответ, - весь жизненный уклад в нашей группе свидетельствует.
– Экипаж Красный-5 полностью укомплектован стар-беби, капитан. Кроме тебя.
"Мне не обязательно было это знать, так, получается? Формально - да, не обязательно. С анкетными данными у всех полный порядок".
– Григорий тоже из... хм, вашей серии?
"Кэп, ты идиот!"
Грег всегда казался самым нордическим из мужской половины нашего экипажа. То, как он раскрывался на сцене, почему-то не сломило мою уверенность в нём. А должно было, иначе бы не спросил. Грег мог бы со временем вылепиться в высококлассного режиссёра, равного Полине, но специализируется больше на танце. Он автор самых эффектных флешмобов. Он делает их словно бы равнодушно и отстранённо: скупо, больше жестами, чем словами, втолкует задачу остальным и отходит наблюдать в полном молчании. А когда люди почти готовы, вливается в танец. Именно вливается - свободно и без усилий. И связывает движением арабески сильных и гибких тел. Красные-5 много танцуют. Танцы приносят им удовольствие.
– Грег из первых стар-беби, - говорит Полина.
– У его матери и отца разница в возрасте тридцать шесть лет, мать старше и во столько же раз могущественнее отца. Была. Когда появился Грег, ей было шестьдесят шесть. Родители нашего Омара познакомились в Боливуде, отец - русский, он привёз мать Омара в Петербург. Виолетта - единственный ребёнок певца-эксцентрика....
Полина назвала фамилию, услышав которую я удивлённо присвистнул.
Полина поиграла моими пальцами:
– Ты точно не знаешь историю звёзд и их детей? Впрочем, по-настоящему важные сведения были не интересны ни журналистам, ни публике. Масс-медиа рассказывали о наших семьях только сплетни и сочиняли скабрезные историйки. А важно только то, что дети получились непохожими на блистательных королей сцены. Полное несовпадение характеров и стремлений, словно на нас природа взялась отдохнуть от богемной жизни, которую вели наши родители. Поверь, она, их жизнь, суетная, она полна ложного блеска, вообще полна лжи. Здесь всё будет иначе, театр станет прикладной наукой, частью психологии. но в детстве... Отцы не понимали нас и потому отдалили. Исключений практически не было - все мы взрослели в дорогих пансионах. Нас обеспечивали, ожидая, что мы купимся на предложение роскошной жизни, и щедро платили за образование. В роскоши мы не нуждались и не ценили её; тогда родители сосредоточились на нашем образовании. К двадцати годам все мы экстерном получили первые дипломы в самых престижных университетах планеты. Но не перестали учиться. В марсианском экипаже мы по праву.
"Ещё бы!
– размышлял я, - на строительство ваших тел шли первосортные продукты, за вашим здоровьем с младенчества следил целый штат домашних докторов, ваши мозги совершенствовали лучшие умы планеты, - родители денежным дождём компенсировали ваше рождение не в любви, а из прихоти, и непременно от суррогатных матерей. Вас спланировали, как биолог планирует новый урожай; искусственно смешали генный материал, удобрили им женщину-грядку, и в глубине души вы не можете не чувствовать, что ваше рождение было не более, чем рассудочное взращивание человеческого растения. Как по мне, мода заводить наследников на пороге старческого маразма была искусственно культивирована, чтобы откачать миллионные состояния русских королей сцены. И теперь рядом со мной возлежит принцесса Полина, крутейшая, - врач, психолог, биолог, но ещё и местная жрица, и роза, - облаком мелкие кудряшки вокруг головы. А хороша же, чертовка!"
– Любуешься?
– Ммм...
– я плотоядно рычу.
– Зачем сюда летела, учёная ведьма?
– И это говорит Остроухий Хромец?!
– прищурилась роза.
До сих пор я был только Остроухий. А теперь, значит, добавилось ещё и "хромец", - из-за свежей травмы ступни... Если на Марсе мистические признаки имеют силу, то мне и жрице со светлым нимбом волос рано или поздно придётся делить сферы влияния. Но не сейчас. Считайте, между нами временное перемирие, чего не случалось с момента первого спектакля. Близится Мистерия - серьёзный повод не думать о противоречиях.
– Ты никогда не задавался вопросом, каким уму непостижимым образом человечество много раз разрушало себя изнутри, но возрождалось? Ради чего? Что даёт людям силы жить среди всех бед, и страданий, и мучительных сомнений?
– Договаривай, - требую я. Чего гадать, пусть говорит жрица.
– Всё просто, Остроухий. Только у человека есть счастливый дар трансформации реальности. Божественный дар. Знаешь, в чём он выражается? Очень просто: это ожидание нового дня, как чуда, как благодати, и желание СО-ТВОРИТЬ его таким...
Мне нужно время,чтобы привыкнуть к этой мысли. Но что-то в ней есть...
Полина провела мягкой ладонью по моей обнажённой груди и я прикрыл веки. С утра она расслабленна и доверчива. Она призналась, обжигая теплом тела:
– Мы не можем без сцены, капитан. Пойми, это - наше поле!
В полумраке её глаза блеснули, мне показалось, вызывающе.
Я снова сходил с ума: в Полине одновременно плескались, не смешиваясь, разные эмоции. Мне трудно ей верить. Но не доверять больнее.