Тебе больно?
Шрифт:
— Да пошел ты, — выплевываю я, вырываясь из его объятий, пока он не вынужден опустить меня на пол. Тогда я набрасываюсь на него со всей силы. К черту самосохранение, я в ярости.
Я в ярости от того, что он сбросил меня с кровати, а потом изображал вину, как будто он, блять, этого не хотел. За то, что пошел в комнату Сильвестра и запер нас в шкафу. За то, что прикасался ко мне и заставлял меня чувствовать то, что я не должна чувствовать — то, что я не могу чувствовать.
За
Я дико бью по нему, ускользая от его попыток снова схватить мои запястья несколько раз, прежде чем ему это удается, и он вцепляется в них в сильном захвате. Затем меня откидывают назад на кровать, но я быстро хватаюсь за него, увлекая за собой этого засранца.
Хотя я тут же жалею об этом, когда он приземляется на меня, и из моих легких вырывается еще один резкий вздох.
— Черт возьми, Сойер, — простонал он. — Что, блять, с тобой не так
— Ты! — кричу я, снова отвешивая ему пощечину. — Слезь с меня, ты, гребаный мамонт.
— Прекрати меня бить, — рычит он, приспосабливаясь так, что сидит на мне, прижав мои руки к полу, и впиваясь мне в лицо. — Ты ведешь себя как гребаная су...
— Не смей заканчивать это предложение, или, да поможет мне Бог, я утоплю тебя в океане, когда ты меньше всего будешь этого ожидать, — угрожаю я, задыхаясь. Дышать трудно, но только потому, что его близость такая чертовски удушающая.
— Ты правда думаешь, что пугаешь меня? Креветка пугает больше, чем ты.
Я задыхаюсь.
— Это так чертовски грубо.
Он наклоняется ближе, и я с сожалением обнаруживаю, что не могу двигаться. Я пытаюсь отстраниться, но отступать некуда, пол отказывается становиться проницаемым, как бы сильно я ни вжималась в него затылком.
— Хочешь услышать грубость, Сойер? Как насчет того, что трудно спать рядом с гребаным демоном, высасывающим души? А того, что ты так близко, что меня тошнит.
Я вздрогнула, в горле образовался камень. Я и раньше думала, что дышать трудно, но сейчас такое ощущение, что я прикована ко дну океана. Здесь, внизу, не только нет кислорода, но на меня давит такое давление, что даже вдохнуть невозможно.
— Что еще хуже? Я все еще чувствую твой запах на своих пальцах, несмотря на то, что ты вымыла меня дочиста. А теперь скажи мне, какого черта ты ждешь от меня покоя, когда ты вторгаешься в каждый из моих чертовых органов чувств?
Ледяная крошка в его глазах тает, медленно сменяясь огнем, таким сильным, что он исходит от него волнами, сжигая меня изнутри и делая воздух плотным.
Он причиняет мне боль, она в моих запястьях распространяется вниз, вниз, вниз, вниз, пока я не сжимаю свои бедра под ним.
Я никогда не пойму, почему я хочу его, когда он так чертовски
— Ты такой чертовски горячий и холодный, — кусаюсь я.
— Хорошо, — рявкает он. — Потому что не проходит ни одной чертовой секунды, чтобы ты не ебала мне мозги. Ты — худшее, что когда-либо случалось со мной. Каждый день я жалею, что зашел в этот бар. Я ненавижу себя за то, что купился на твою ложь и поверил, что ты всего лишь грустная девчонка. Я ненавижу себя за то, что позволил тебе соблазнить меня. И я ненавижу то, что не могу остановиться, даже сейчас.
Я борюсь с его хваткой, его резкие слова проникают под кожу и цепляются за сухожилия. Они причиняют боль, но только потому, что я не могу винить его.
— Слезь с меня, — шиплю я, покачивая бедрами, но добиваюсь только того, что напрягаю спину. Он такой чертовски тяжелый. — Лучше перестань прикасаться ко мне, Энцо, иначе ты можешь случайно соблазниться.
Он обнажает зубы.
— Все, что ты делаешь, рассчитано. Ты действительно паниковала, когда мы были в том шкафу, или это был еще один твой план?
Я вытаращилась на него.
— Я не просила тебя трогать меня, придурок! Как я могла знать, что ты собираешься сделать?
— Ты делала это, чтобы завоевать симпатию, — обвиняет он.
Я настолько ошарашена, что теряю дар речи.
Но спорить с ним бессмысленно, поэтому я снова дергаю бедрами.
— Слезь с меня! — рявкаю я, чувствуя, как чувство ловушки проникает в мою систему. Я бьюсь все отчаяннее, но его губы лишь жестоко подрагивают.
Далеко не улыбка, но все равно забавно.
— Ты снова собираешься паниковать, bella ladra — прекрасная воровка? На этот раз надеешься на мой член?
— Ты больной, — сплюнула я. — Я не хочу, чтобы эта штука была рядом со мной.
Он наклоняет голову в сторону.
— Нет?
Это вызов, и он только разжигает панику. Он крутит бедрами, его твердая длина плотно прижимается к моему клитору.
— Энцо, — вырывается у меня, но это вырывается с придыханием.
Его губы слегка касаются раковины моего уха.
— Ты бы закричала на этот раз? — мрачно спрашивает он. — Ты всегда так делаешь, когда создаешь свой маленький океан вокруг меня.
— Пошел ты, — вздыхаю я, сопровождаемая дрожью всего тела, когда он снова вскидывает бедра.
— Я не буду. Я уже завоевал твой океан, amore mio — любовь моя. У тебя больше нет ничего, что я хотел бы получить.
Наконец, он отпускает меня и встает надо мной, расставив ноги по обе стороны. Я выскальзываю из-под него, вжимаясь в каменную стену и тяжело пыхтя.