Течения
Шрифт:
Я смотрела на рядок декоративных слоников, которых собирала с тринадцати лет, и жалела их. Слоники совсем не подходили моей новой жизни, для них не было места в общежитии, они не были модными или оригинальными, их нельзя было связать ни с какой поэзией, а здесь, дома, на них никто не обращал внимания. Я не знала, продолжают ли мне нравиться эти фигурки.
За стеной была комната Бэллы. Мама так же законсервировала и ее, когда Бэлла вышла замуж и уехала. Прошло уже почти два года. Интересно, изменилось ли что-то? Разорила ли мама музей Бэллы? И выдержит ли столько же времени, прежде чем разорить мой?
Мама
Боже, доченька, какая же ты голодная.
Дом возвращал себе прежние размеры, а я снова начинала чувствовать границы тела. Как упругое тесто заполняет фигурную форму, в которую его бросили, так и я заново привыкала к комнатам, в которых выросла и провела восемнадцать лет. Я взглянула на маму, она была напугана, но еще как будто немного счастлива.
Может быть, ты хочешь поделиться чем-то? Я не давлю, но вдруг…
Я не собиралась ей ничего говорить, потому что всегда берегла ее. Считала слишком хрупкой и достаточно натерпевшейся. К тому же, как только в маминой жизни появлялось свободное местечко, в него тут же густым бетоном втекала Бэлла. Сейчас мы были одни. Мама выглядела так же, как и всегда, спокойно и цельно. А трещина вдруг появилась во мне.
Я плохо поступила с Сережей, мам.
Ясно, а он знает?
Нет, но я скажу.
Не говори пока.
Почему?
Настенька, может быть, я скажу циничную вещь, но, что бы ты ни сделала, это было правильно.
В смысле?
Я имею в виду, что любое действие для чего-то нужно. Если ты поступила плохо с Сережей, но он об этом не знает, значит, это нужно было тебе. Так?
Ох, ну… это точно было не чтобы, ну, насолить как-то…
Я знаю, Настя. Ты самая добрая, сильная и честная девушка из всех, кого я знаю.
Да ну?
Вот, ты уже улыбаешься, потому что знаешь, что я права, хотя это все звучит банально.
Есть немного.
Но я в это верю!
Спасибо…
Я хочу сказать, что тебе нужно разобраться, почему тебе понадобилось поступить, как ты говоришь, плохо с Сережей. Это самое главное. До тех пор не говори ему ничего. Может быть, потом и не придется.
Думаешь, мы можем расстаться?
Можете. А можете и не расставаться.
Мам, спасибо.
Нет, котенок, это тебе спасибо.
За что?
За тебя.
Я пошла гулять. Наш дом был в той части поселка, что заползала на холмы. Слева торчали кладбищенские кресты, сияющие на закате прямо нам в окна. Справа одноэтажные дома плавно вырастали до трехэтажных и превращались в город. Границу между поселком и некурортной частью Железноводска мы проводили по трем супермаркетам и аптеке, которые стояли в ряд на одной улице. Курортная часть висела посреди одной из гор, до нее было идти час, но я не собиралась там гулять. К мраморным лестницам и легким галереям из металла и цветного стекла тянуло всех, и курортников, и местных, а я не хотела встречать знакомых.
Я раздумывала, куда мне пойти. Было тепло, солнечно и сухо. На трех самых высоких горах, что просматривались из поселка, лежало по легкой
Я выбрала идти в лес. Обошла кладбище по правой части холма, на котором оно стояло, и поднялась на соседний. Гора Развалка будто подпрыгнула ко мне: я видела все ее вертикальные трещины и ободранные ветром сосны, вцепившиеся в утес. Я выросла среди гор, но меня все еще удивляли эти оптические иллюзии. Если спускаться по курортной лестнице из нашего парка, другая гора, Бештау, будет надвигаться сверху гигантской каменной волной. Гора Железная, наоборот, начнет сплющиваться и пятиться, как только ты к ней пойдешь.
Я села на бревно, передо мной открывался вид на поселок, а слева, между лесом и Бештау, торчали подгнившие панельки. Карманы моей ветровки распирало от боярышника. Я грызла сразу по несколько ягод и обсасывала косточки, прежде чем плюнуть перед собой. Я хотела проверить сообщения, но интернет не ловил.
Я вдруг поняла, что нахожусь на том же расстоянии от Москвы, что и всю жизнь до этого. Только раньше она казалась мне веселым, сказочным городом, в розовых облаках и чуть приподнятым над остальной Россией. Теперь, вырвавшись оттуда, я поняла, насколько же душной камерой была Москва. Со своего холма мне было видно, как облака осели, и оказалось, что все это время они закрывали чудовищный фундамент из трупов таких же девочек, как я.
Закурила. Мало кто из местных гулял по холмам и у пригорного леса, но я все равно оглянулась. Было слышно, как журчит родник неподалеку. В курортной зоне минеральная вода брызгала из изящных краников прямо в кружки отдыхающих и щекотала им носы своими газами. А это была обычная вода, для нас, просто холодная и чистая. Она вырывалась из камней и пробегала короткий путь по ржавому желобу, который кто-то вставил для удобства.
Я закопала окурок и пошла налево, к панелькам — там начинался город. Через лесную тропинку вышла к помойке: в ней копалась черная собака, из густой шерсти торчали свалявшиеся клоки. Когда я переходила дорогу, она прибилась за мной. Я наклонилась, чтобы почесать ее, и стала по привычке ощупывать. В плотном и пыльном теле собаки сидело четыре клеща. Я позвала ее с собой в магазин. Пока я покупала дешевые пакетики с влажным кормом, собака ждала меня снаружи. Я вывалила коричневую жижу с комками на тротуар, и собака принялась ее слизывать. Она хрюкала от удовольствия, а я быстро выкручивала клещей — одного за другим. Спешила, пока не закончится корм, поэтому получалось неаккуратно, вместе с клещами я вырывала шерсть. Один раз собака показала мне клычок. Я добавила еды и взялась за последнего клеща. Собака царапнула зубами асфальт, на котором осталось влажное пятно, несколько раз облизала мои пальцы и ушла спать под куст. Четыре жирных клеща лежали в ряд на бордюре и быстро перебирали ножками. Они настолько объелись собачьей кровью, что не могли бы уйти, даже зная, что их ждет. Я нашла на земле палку, чтобы подцепить клеща, взяла зажигалку и сожгла их всех по очереди.