Текила-любовь
Шрифт:
На столе рядом с компьютером – в рамочке совместная фотография на фоне собора Василия Блаженного. В углу у стола валялся серый пыльный тубус и стояла семиструнная гитара, а рядом на полу лежали барабанные палочки, наполовину замотанные белым пластырем, и несколько мятых листков бумаги.
– Хочешь спою тебе что-нибудь? – предложила вдруг Катя.
– Давай, – согласилась Анька. Всё равно говорить с ней не о чем.
Катька снова спрыгнула с кровати, схватила гитару и запрыгнула обратно. Она пела песню Стинга «Fragile» ноль в ноль, но в то же время, прочувствованно, по-своему.
– Это наша
Вот ребёнок, блин. Что ни скажешь – всему верит. Они все знали ту историю, как Анхен пошутила два года назад над Димкой.
За дверью послышались шаги и знакомый голос, напевавший что-то из «Тараканов».
– А знаешь, открою тебе небольшой секрет… – начала шептать Катя, хитро и одновременно счастливо улыбнувшись. – Я на втором месяце. У нас с Димкой будет ребёнок.
Анька не нашлась, что ответить: она тут же начала думать о Насте, а Катя продолжала:
– Только не говори пока никому, – хихикнула она радостно. – Мы вчера подали заявление. Через два месяца нас распишут.
– П-поздравляю, – неуверенно произнесла Аня.
Катя вскочила с кровати и бросилась к двери – появился Димка, обвязанный полотенцем, с мокрыми волосами. Он поднял её как ребёнка, Катя крепко обняла его за шею и, нежно смахивая ладонями капли воды с его лица, поцеловала в губы.
Анька встала с кровати и пошла к выходу. Она чувствовала себя третьей лишней и спешила уйти домой. В её жизни настал спокойный и благополучный период, но тем не менее от чужих навязчивых сюсюканий и сочных чмоков её по-прежнему начинало подташнивать. Они оба – Димка и Катя – её сказочно бесили. По отдельности – совсем другое дело. А ещё было грустно из-за Насти. До сих пор ни ей самой, ни Аньке не было понятно, почему всё вышло так. Почему он так поступил с ней?
– Ань, не уходи, – сказал вдруг Димка. – Постучи в стену Андрюхе, пусть приходит, посидим все вместе.
– Спасибо, но как-нибудь без меня, – ответила она, остановившись у двери с плейбойскими зайцами.
Дима, полураздетый и худенький, с торчащими рёбрами, поставил Катю на пол, ласково потрогал за пока ещё плоский живот и достал тетрадку из папки. Девушка стояла рядом, крепко обхватив его руками. На чёрной футболке остались мокрые следы. Как-то неудобно и неприятно было находиться с ними в одной комнате. Димка протянул Анхен тетрадь.
– До завтра, – невнятно сказала она и ушла, выразительно хлопнув дверью. «Не моё дело, – думала Аня, доставая из дальнего угла шкафа колоду карт, упакованную в три пакета из супермаркета. – Знаю, что не моё дело, но пускай видят, суки, как я ко всему этому отношусь… Не нравится мне эта цыпа белобрысая, ох не нравится. Она явно что-то скрывает…»
В двенадцать ночи Катя всё ещё учила вопросы к контрольной по материаловедению. Димке не спалось.
За дверью – тихие голоса, женский смех и шаги босых ног. Дима водил карандашом по листку бумаги. Два года назад он бросил рисовать и увлёкся фотографией. Он взял фотоаппарат и посмотрел последние кадры: пропущенные лекции и сложные таблицы из учебников. Димка фотографировал почти всё, что попадалось под руку и могло бы в будущем быть ему полезным. Среди таблиц, формул и лекций редко мелькали фотографии людей. А ещё туда как-то затесался кадр со шлёпанцами… Просто обычные чёрные шлёпанцы из резины, разве что большие – сорок пятого размера. Это Настя ещё в конце прошлого года сфоткала.
Димка устроился удобнее на своей половине кровати и решил нарисовать Катю, склонившую голову над учебником.
Он привык к ней. Катька – родной человек. Почти младшая сестра.
Отвлекаясь на эти мысли, Дима рисовал её, но выходила почему-то не она, не Катя. С каждым штрихом, каждым движением карандаша на белом листе бумаги всё яснее и яснее проявлялись черты другой девушки: её глаза, волосы, губы, взгляд. Такое уже было с ним два года назад. Два рисунка, при виде которых ему становилось не по себе, он отдал Аньке. Тогда ему казалось, что он сходит с ума – теперь он чувствовал то же самое. Рисует Катьку, а получается… Настя!
За дверью снова раздался смех, переходящий в тихий шёпот. Андрюха с Анькой тоже не спали. Димка вообще не был уверен, что сможет теперь спокойно спать. То, что он узнал месяц назад, никак не шло из головы. С этими мыслями он засыпал, ночью ему это снилось, и с теми же чувствами просыпался.
В старом фотоальбоме отца Димка наткнулся на чёрно-белую фотографию девушки – копия Насти. Даже не копия – клон!.. И если бы не надпись на обратной стороне: «С любовью, Оля», Димка точно подумал бы о Насте и отце гадость.
По дороге в аэропорт Николай рассказал ему об Ольге Романовой, с которой встречался одно время, когда сам был студентом. Собственно, в то время Николай умудрялся встречаться сразу с двумя девушками. Одна училась в его группе, а другая – в параллельной. Всё никак выбор не мог сделать, мучился, пока однажды не поползли слухи, что одна из них беременна. Это была Марина, и Николай, как честный человек, женился, а Ольгу он больше не видел.
Позже по дороге домой, сидя за рулём джипа, Дима вспомнил, что родился раньше Насти всего на семь дней. Машину он раздолбал так, что дешевле купить новую, чем сдавать в ремонт. Хорошо, сам остался цел. Блин, сколько же геморроя за полтора месяца! Прям какой-то концентрат неудач и подстав! Такого количества вполне хватило бы на пару лет вперёд, если не на пять, или даже больше… А ещё Катька на той неделе пришла бледная и в слезах, сунула под нос справку из женской консультации – залететь умудрилась. Именно сейчас, когда ему и так хреново, именно сейчас… Вот уж точно говорят: или ничего, или всё сразу. И самое печальное в этом было то, что некому рассказать, не с кем поговорить… Отец далеко, Андрей не поймёт, а Аньке, которая поняла бы всё, как назло, этого не расскажешь. Она бы точно подсказала, как ему поступить…