Тело
Шрифт:
– Где оно?
Это её голос. Тоненький, детский голос дочки. Такой родной и знакомый. «Может, заболела?» Мозг цеплялся за любое, лишь бы не знать правды.
– Ты про что, доча?
Но он сразу, без всяких объяснений понял, что существо спрашивает про самородок.
– То, что ты привез сюда. Я чувствую, оно здесь.
Он не ответил. Впервые за время, с той минуты, когда он увидел золото, оно перестало владеть им. Дочка была важнее богатства, важнее всего. Порфирий протянул вперед руки и шагнул к девочке.
– Милая, очнись. Иди к папе.
Лицо девочки скривилось, словно она пыталась что-то вспомнить. Она опять опустила голову. Вдруг, девочка повалилась
– Анечка! Доченька! Что с тобой!
Женщина повернула к мужу злое, покрасневшее лицо:
– Что ты с ней сделал?! Ты бил её что ли?
Девочка прижалась к матери, заплакала и начала успокаиваться. Порфирий вздохнул. Успокаивается. Значит, просто какой-то припадок. Я, идиот, напридумывал себе всякой чуши. На радостях, из его головы совершенно вылетело то, про что спрашивала у него дочка. Её вопросы, про золото. Он только сейчас почувствовал, что замерз. Из теплого на нем были только валенки.
– Глафира, веди её в дом. Пусть полежит. И чаем отпаивай, что ли.
Жена перестала плакать и тискать дочку. Она вдруг оттолкнула девочку и повернулась к мужу.
– Эй, Глафира! Ты что?
– Где оно? – голос жены звучал твердо и сухо. Совсем не так, как мгновение назад.
Он смотрел в побелевшие мертвые глаза жены, и медленно отступал назад. Теперь сомнений не было. Он ошибся. Это не болезнь. Дьявол пришел по его душу. И забирает сейчас души его родных. Плата за его убийство.
– Глаша, это ты? Что с тобой?
Спрашивал он только для проформы, он знал, что это не она, не его Глафира. Надо было просто остановить дьявола, хотя бы на секунду. Сбить его с толку, чтобы успеть добраться до дома. Жена, или тот, кто сейчас был в ней, понял это. Женщина оскалилась. Улыбка напугала Порфирия даже больше, чем мертвый взгляд. Сзади поднялась дочка.
Как только Аня зашевелилась, Порфирий остановился. Может, дьявол отпустил дочку. Переселился в мать. Но Аня совершенно не обратила внимания на отца. Осматривая двор, она сообщила:
– Оно где-то тут. Надо найти.
Больше он не выдержал. Сорвался с места, и уже через несколько секунд захлопнул двери и накинул крючок. Первым делом скользнул в кладовку. Там справа от входа на своем месте на стене висела винтовка. Он сорвал её с гвоздя, перехватил и передернул затвор. Хорошо, что вчера не разрядил. Чисто потому, что не до этого было. Тут же на другом гвозде висел подсумок. Он торопился, чуть не оторвал железную солдатскую пуговицу, пока расстегивал. Патроны посыпались на пол. Он схватил горсть и сунул в карман. На всякий случай. Трехлинейка была заряжена, там еще оставались четыре патрона. Один он вчера истратил на Ваську. Тут же, на другой стене, висела шинель Порфирия. В ней он пришел домой, после своих трех лет в армии. Давно обрезал ей длинные полы, и одевал на охоту. Сейчас она оказалась очень кстати. Он мгновенно, как когда-то на службе, натянул её и рванулся к дверям. Откинул крючок и толкнул стволом дверь.
Никого. Никто за ним не гнался и не ждал у дверей. Порфирий шагнул на крыльцо. Во дворе было пусто. «Куда они делись?» И тут же до него дошло, где могут быть эти – он даже не знал, как сейчас назвать своих близких. Наверняка, в сарае. «Нашли, наверное. Эту штуку сатанинскую. Хоть бы священник какой, был бы в деревне. Может, помог бы». И сразу некстати вспомнилось, что иногда
У него не было плана, он не знал, что делать с людьми захваченными бесами. В страшных рассказах, что рассказывали в детстве, о таком иногда тоже говорили. Но ничего из тех рассказов, сейчас не подходило. Нет у него ни иконы чудотворной, ни такого же креста. Никогда такой ерундой не интересовался. А оказывается, надо было. «Может, вернуться, взять иконку с красного угла. Глафира-то верила в бога. Вдруг, поможет».
Однако он не успел. Вдруг, как-то совсем по предсмертному завыл Верный. Он за все утро, так и не выполз из своей будки. Заскрипел снег. Порфирий вскинул винтовку и едва удержался, чтобы не кинуться обратно в дом. Из-за угла вышел Василий. Он еле переставлял ноги. Мертвец. Тут не было никаких сомнений. Порфирий впервые видел его при дневном свете. Все, то, что он натворил с односельчанином, сейчас было видно особенно четко. На груди, вокруг винтовочной раны, темнело заледеневшее черно-красное пятно крови. От вил остались лишь дыры на зипуне. Никакой крови там не было. В спутанных длинных волосах набился снег. Глаза, похожие на ледышки, слепо таращились в никуда. Все это Порфирий ухватил одним взглядом. Но тут же его глаза прикипели к тому, что мертвец держал в руках. Золото! Проклятое золото! Все из-за этого самородка.
Порфирий, вдруг, с удивлением понял, что он уже не боится мертвого. Прошлым летом он встретился с раненным медведем, так вот это было гораздо страшнее. Если конечно не думать, что это оживший мертвец. «Может, это потому что день? Или потому что он такой медленный?» Ночью было совсем не так. Но он тут же пожалел о том, что так расхрабрился. Из-за спины Васьки появились жена и дочь. Однако сейчас это были только их оболочки. От белых страшных глаз, по спине пополз холод. У них даже походка сменилась. Обе сейчас двигались, словно рыси: мягко и настороженно. И они точно понимали, что у него в руках. И мать, и дочь, как только увидели направленный в их сторону ствол, мгновенно спрятались за Васькой.
– Не дури, Порфирий, все будет хорошо. Тебе понравится.
Это был голос жены, но звучал он совершенно незнакомо. В голосе Глафиры всегда присутствовал испуг. С самой свадьбы, когда ему пришлось первый раз поучить молодую жену жизни. Чтобы сразу поняла, кто в этом доме хозяин. Он бил тогда не сильно, просто для проформы. Пару раз ударил. А что такого – его отец всю жизнь мать вожжами учил. И ему досталось тоже, пока в силу не вошел. С тех самых пор, в голосе Глафиры всегда слышались слезы. Да и по-настоящему заплакать она была готова в любой момент. Но вот теперь никакого испуга, а тем более слез.
– Замолчи, сатана! – как можно тверже ответил Порфирий. – Не посмотрю, что ты в личине моих близких, пристрелю обеих. Лучше так, чем ад вечный.
– Он ничего не понимает.
Это уже был голос дочки. Тот же, тоненький, детский, но уже не родной. Порфирий постарался не думать о том, чьи это тела. Перед ним были враги. И они боялись оружия. Это надо использовать.
– Кто ты? Сам Вельзевул? Если, ты за мной, то отпусти их и забери мою душу. Или хоть дочку. Я сам пойду с тобой.
– Да. Ты мне нужен. Пойдем в дом и там поговорим. Так для всех будет лучше.