Тело
Шрифт:
«Что это? – он тупо глядел на труп и не мог ничего сообразить. – Он умер? Просто умер?» Порфирий схватил мертвого за грудки и начал исступленно трясти.
– Ты! Ты! Ты! – повторял он. Словно его заклинило. Он начал сам поднимать тело и пробовать его усадить. – Вставай, демон! Оживай, тварь!
Он словно обезумел. Вдруг, он бросил труп, вскочил и дико стал смотреть на свои руки. Словно они виноваты в том, что сейчас происходит.
– Да, что же это такое? – бормотал он. – Привидилось? Я с ума сошел? Просто так убил людей? Анечка!
Порфирий метнулся в сени и сразу за дверью наткнулся на детскую фигурку. Он схватил девочку и закричал:
–
– Да, – негромко ответила та.
– Господи! Слава тебе господи!
С девочкой на руках он бросился в избу. Поставил дочку возле стола и повернул к свету. И снова упал на колени. Нет, бог не простил его – глаза девочки хоть и потеряли немного ту яркую, светящуюся белизну, но остались нечеловеческими. Он потянулся руками к лицу девочки, словно желая прикрыть эти страшные глаза, но на полпути опустил руку. Апатия снова вернулась к нему. Все зря. Ничего сделать нельзя. Он поднялся и опять уселся на табурет у печки.
Девочка даже не шелохнулась. Так и стояла, как он поставил.
– Доча, это ты? – ему все-таки не хотелось верить.
– Да, я.
Однако в этот раз даже родной, настоящий голос Анечки, не обманул охотника. Он собрался с силами и спросил:
– А ты, дьявол, ты тоже здесь?
– Да.
Голос девочки не дрогнул и не изменился. Такой же родной голос Анечки. Порфирий горько усмехнулся:
– И что мне с тобой теперь делать?
– Ничего не надо делать, – серьезно ответила девочка. – Мы теперь всегда будем такие.
– Кто мы? – быстро переспросил охотник.
– Я и все остальные тела.
– Что?! Какие тела?
– Леша, Иван, Сережа, тетя Валя, Гриша, дядя Григорий…
Так же спокойно начала перечислять дочка.
– Стой! – закричал Порфирий: – Вы что – теперь все? У всей деревни души забрали?
– Можно сказать и так, – согласилась девочка. И тут же добавила: – Папа, ты не о том думаешь. Тебе надо просто согласиться и принять. Тогда все сразу станет хорошо. И ты все поймешь.
«Вот оно! – озарило Порфирия. – Ничего никуда не исчезло. Главный демон ушел, но передал свое дело подручным. И что мне теперь делать?» О том, чтобы согласиться и добровольно продать душу, теперь речи не было. Он был готов отдать её только за душу дочки. Только если бы она снова стала собой. Но лукавый обманул. Ушел и ничего не сделал. Так, что ничего не будет. Это он решил твердо. И он уже даже придумал, как уйдет. Сделает так, чтобы даже после смерти дьявол не смог попользоваться его телом.
– Доча, а ты помнишь, как мы жили до этого, ты я и мама?
– Да, помню.
– Тебе было лучше, чем сейчас?
– Не знаю. Было по-другому.
Он сидел, смотрел на свою кровиночку, ставшую вмиг чужой, и понемногу приходил в себя. Приступ самого жестокого отчаяния миновал, и деятельная натура охотника брала свое. Раз уж нельзя ничего вернуть назад, надо в настоящем сделать так, чтобы хоть немного облегчить участь односельчан. Ведь это по его вине они угодили во все это. Что ж, тогда надо хотя бы немного понимать, что здесь происходит. Ведь все истории о подобном – о дьяволе и загубленных душах, звучали совсем не так. Там было все и страшнее и проще. Он снова взглянул на дочку. «Расскажет она мне, что-нибудь или нет?»
– Почему нужен именно я? Чем я отличаюсь от других?
Но по этому вопросу ничего не прояснилось.
– Я не знаю, – безмятежно ответила Аня.
Ну, что же, он ожидал этого. Но и ладно, какая разница
– Садись, Аня. Или теперь тебя зовут по-другому?
– Аня.
Девочка послушно уселась на второй табурет. Печь уже прогорала, а из заткнутого подушкой окна, ощутимо несло холодом. Порфирий встал, собрал оставшиеся у печи поленья и забросил в топку. Лиственные сухие дрова, попав на россыпь углей сразу затрещали. Тепло из печи, навело его на мысль.
– А вы замерзнуть можете? Ну, в смысле ты? Ты можешь замерзнуть?
– Да. Тело может замерзнуть.
Охотник сморщился. То, как сейчас Аня говорила, совсем отличалось от её быстрого веселого говорка раньше. И слова совсем другие. «Тело может замерзнуть. Кто так говорит? Только какой-нибудь ученый человек в Петербурге. Ясно, что говорит не она. Ну и ладно, главное не скрыла правду».
– А те, – он замялся, подыскивая нужное слово, потом решил, что нечего смягчать, перед ней совсем не ребенок. – Те, которых я убил, мертвецы, они могут замерзнуть?
– Да. В тех телах процесс жизнедеятельности нарушен. Они скоро совсем замерзнут.
«Процесс жизнедеятельности! Такие слова, наверное, даже наш командир полка не знал. А он-то точно ученый был».
Они отошли совсем недалеко, когда Аня уперлась. Тогда Порфирий еще не понял, что это прозвучал последний удар колокола – прощальный набат по его планам, да и по всей жизни. Дочка очень не хотела уходить из деревни. Она плакала, даже впадала в истерику. Однако они никак не могли объяснить, почему они так боятся. Ни девочка, ни тот, кто в нее вселился. Порфирий всего за пару часов начал разбираться, когда дочка становилась собой, а когда она полностью переходила под власть демона. Конечно, даже в тот момент, когда Аня разговаривала и мыслила, как ребенок, в ней все равно чувствовалось нечто чуждое. Но иногда она полностью становилась чужой и тогда в её речи звучали странные, заумные слова. Такие в деревне употреблял только Василий. Тот, кого дьявол заманил первым.
Сейчас, после долгих раздумий, Порфирий уже не сомневался, что Васька не просто так нашел тот проклятый самородок. Его явно подсунул нечистый. На погибель роду человеческому. Все было почти так, как рассказывали двое расстриг, пробиравшиеся прошлым летом по реке. Они шли в самую глушь, туда, где даже тунгусы не живут. Рассказывали: там есть старинный скит, и только там можно спастись. Они обещали пришествие Антихриста. И вот он, первый его вестник. Проклятое золото.
Мысль о том, чтобы уйти туда появилась у него не сразу. Когда охотник первый раз подумал о пришествии Антихриста, он вспомнил и тех странников. Потом, когда он подумывал о том, чтобы увести дочку из этого проклятого места, он начал перебирать места, куда можно уйти.
После того, как Керим неожиданно умер навсегда, без всякого посмертного оживления, Порфирий растерялся. Он уже приготовился сам умереть, а тут…
Для того, чтобы его тело не стало после смерти вместилищем нечисти, он кое-что придумал. Охотник хотел сначала устроить пожар в избе, и когда она уже хорошо разгорится, тогда и покончить с собой. Все те, у кого тело стало по-настоящему мертвым, двигались очень медленно. Так, как Василий или Глафира. Поэтому он не сомневался, что успеет сгореть, прежде чем его тело выберется из пламени. «Может, огонь еще и очистит от скверны хоть немного».